Если я скажу, что она распланировала этот день еще пару месяцев назад, Вы мне, должно быть, не поверите. Сегодня Вебер идет в «мешок с костями», наверное, одно из любимейших ею мест, где Гера, будучи ещё живой, обитала чуть ли не каждый день. Это – обыкновенный паб Гластонбери, который для юный особы был совершенно не таким; она находила здесь чуть ли не спасение. В те времена тут работала её хорошая подруга, Зои. Приветливый взгляд, милая улыбка, доброжелательность – пожалуй, то, что важнее всего видеть и чувствовать в первые минуты знакомства. Разговоры обо всем подряд, посиделки после закрытия, завеса из дыма послужили началом хорошей дружбы, которая ничего не требовала ни от одной, ни от второй стороны – рассказов о катастрофах души и пулях в сердцах не случалось, наверное, даже к лучшему, ибо явно читающееся осуждение в глазах Вебер наблюдала чуть ли не у каждого третьего, знакомого или не очень человека. Да и утешать она не умела, подходящие строки как-то не находились, хотя девушка могла дать клятвенное обещание внимательно слушать и понимающе кивать, что вовсе не значило бы, что ей не интересно или скучно слушать чужие истории.  Геральдину, кстати, давно уж замучило любопытство, смогла ли её давняя знакомая воплотить в жизнь свои мечты, о которых вдохновлённо рассказывала так давно. За эти несколько лет место, ставшее для юной особы, пожалуй, вторым домом, ни капли не изменилось – всё те же столики, барные стулья, обшарпанные, стоящие по углам, будто неприкаянные, кресла. И вид из окна, разумеется, не поменялся.

Резкий свет бьёт в глаза и, буквально проникая в мозг без всякого на то разрешения, выжигает из головы одну за другой мысли. Абсолютно разные: полезные и не очень, короткие и длинные, философские и по-детски глупые. Вместо того, чтобы зажмуриться, Геральдина распахнула свои затуманенные и абсолютно не привыкшие к яркому свету глаза ещё шире, задирая голову и глядя прямо на солнце. Плевать, что это пагубно влияет на зрение, ведь уже ничто не испортит её здоровье сильнее, чем это сделала смерть. Эта ещё не очень длинная и совершенно неинтересная история берёт свое начало два года назад, когда мисс Вебер решила умереть. Вы когда-нибудь планировали свой уход? Думали о том, что будет дальше? Она, например, даже и не догадывалась о том, что ее ждет далеко не вечный и мирный сон, а ужасающая реальность – обречённая навечно скитаться в этом мире, никем не видимая и не слышимая, не ощущаемая даже вездесущим ветром, пропускающая сквозь себя всё, что только может пройти, она осталась абсолютно одна. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое ад? Пожалуй, у этой юной особы есть ответ на данный вопрос.

Солнечно, тихо и спокойно. Таким Геральдине Вебер запомнится Гластонбери в две тысячи пятнадцатом году. Тёмные волосы покрывает черный, как смоль, платок, который она сняла лишь зайдя в паб, взгляд бегает по домам, вывескам, деревьям, машинам, не останавливаясь ни на чем подолгу. Она хотела запомнить все до последней мелочи, до самой крошечной пылинки, чтобы было, чем убивать время весь последующий год. Гера старалась ни с кем не встречаться взглядом, быть тенью, невидимкой. Она была мертвенно спокойна. Это не было ошарашивающим, будто ледяной душ спросонья. Скорее, это напоминало ситуацию, когда Вы читаете последнюю страницу книги до того, как ее купить, смотрите сериалы, начиная с последней серии, проживаете жизнь, заранее зная о финале. Так ведь неинтересно, правда? Сегодня – Самайн. Древний праздник, когда призракам дозволено принимать телесную форму, бродить по земле, быть в кругу друзей. Было ли их много у Вебер? Должно быть, достаточно, раз она опасалась даже попадаться кому-либо на глаза в этот период – можно много чего много от кого ожидать. С другой же стороны, одиночество глодало ее до костей целый год. Долгие, мучительные, мрачные, полные до ужаса пустыми мыслями триста шестьдесят пять дней. Длинные, страшные, темные, полные до радости пустыми комнатами триста шестьдесят пять ночей. Короткие, ранящие, туманные, полные до ненависти пустыми надеждами три шестьдесят пять рассветов. Молниеносные, скорбящие, серые, полные до любви пустыми печалями триста шестьдесят пять закатов. Она думала о первом числе ноября так, как не думает заключенный о своем освобождении – желанно, жадно, она хотела ворваться в него с разбега, выпить залпом, словно спортсмен после забега на длинную дистанцию или нашедший оазис в пустыне путник. Пожалуй, эта свобода была для нее даже более жизненно важной, чем капля воды в подобных случаях. «Жизненно важный». Звучит иронично, особенно, если ты давно помер.

- Будете заказывать что-нибудь?

Этот вопрос будто бы вырвался из прошлого, кромсая оболочку реальности на мелкие кусочки острыми лезвиями уставшего, но такого родного голоса, отвлекая Геральдину от рассматривания улиц города. Она вздрогнула и, откинув волосы, повернулась к говорящей. – Здравствуй, – расплываясь в улыбке, девушка встала и опустила глаза. Руки её будто бы сами потянулись к давней подруге, притягивая её к себе и заключая в объятие. Про себя Гера заметила, что здорово, в конечном счете, держать что-то более пятнадцати секунд, обычно пролетавших, словно одна.

–  Кофе, – заказывать подобное Вебер уже, пожалуй, даже отвыкла. Небольшая пауза. – А, в прочем, знаешь… давай что-нибудь покрепче. И себе не забудь налить.

Она боялась непринятия, насмешки, скептицизма. А еще не знала, стоит ли говорить правду. Чаша весов склонялась к варианту "стоит". И в полной мере. Теперь вообще стоит много чего много о чем рассказать. Была ли ошарашена Зои? Должно быть, сильно. Остается лишь надеяться на то, что она окажется глупой настолько, что поверит в историю Геральдины.

Отредактировано Geraldine Weber (2014-05-31 21:05:18)