Хьюги ловит кайф от того, что творится по обеим сторонам его байка. Хьюги всего двадцать, а он уже рыщет по фривею в поисках обалденных приключений. Но он не делает этого один. В подобных странствиях всегда нужен компаньон, а то и целая банда. Поэтому с Хьюги бок о бок держатся его братья из «Легиона Ада», того, прежнего «Легиона», в котором еще все хорошо, в котором жизнь пылает немыслимыми красками, как на картинах Лотрека. Она со временем даже обрела характерную рябь, которую оставил шершавой щетиной художник-полурослик. Пожалуй, все в их жизни было так же перенасыщено грехом когда-то, пока грех не обрел обтекаемую и понятную форму весьма неприятного быта. То была уже не сказка, которую воображает себе молодежь, но это пришло позже…Когда-то было хорошо, когда-то было так, как не почувствует себя ни один житель большого и цивилизованного города, прикованный к рабочему месту и семье цепями строгой морали. «Легионеры» были свободны от морали, а потому делали лишь то, что хотели. Каждый в одиночку, либо все вместе, как стая саранчи.
В объятиях холодной, но привлекательной ночи они мчались на огромной скорости, точно зная, что их никто не остановит. Даже "мусора" не подкопаются, поскольку это бессмысленная трата времени. Залог за этих ребят заплатят свои, а потом они несколько месяцев будут сидеть тихо, чтобы отвести от себя всяческие подозрения. Не потому что так надо, а потому что они любят сталкиваться с неприятностями — они ловят вместе с пошлым заигрыванием с правовыми нормами особый кайф; не поможет никакой наркотик, и эту дрянь не выведет никакое лекарство.
Хьюги с сомнением смотрит на Тони Топора, старшего, что держится впереди  и смотрит на уходящее перед носами байков солнце поверх авиаторских окуляров, делает он это с нескрываемым удовольствием. Они прибыли в Дартмур несколько минут назад, но уже наслышаны о том, что в его краях можно лихо отпраздновать очередной День Всех Святых.
У местных чуйка начиналась, когда приходили даты, связанные с деятельностью давно раскатанных под землей кельтов и пиктов. Сатир никогда в подобном не разбирался, но, к счастью, своих частенько спрашивал, а потому досадливых пятен невежды не ощущал вовсе.
Теперь он поднажал и почти нагнал Тони, негоже ездить на уровне с таким сопляком, как Хьюги. Парень-то он, конечно, неплохой, но больно уж городской…Домашний. В «фирме» к таким относились с легким скепсисом, как кучка кредиторов смотрит на пришедшего умолять о продлении срока выплаты бедолагу. Сначала они дадут бедняжке шанс, но потом загрызут, если дело затянется на непростительный промежуток времени.
Дэвоншир оказался куда тише, нежели планировал Хорн. Если быть точным, он не планировал, а давал себе своего рода команду на то, с каким настроем стоит встречать то или иное место. О Дэвоне байкер знал лишь то, что именно тут старина Холмс вылавливал монстра Баскервилей.
Дебри Дартмура неизменно возвращали мысли человека с рогатой фамилией к другому месту, находящемуся, похоже, на обратной стороне славной Великобритании, а если быть дотошно точным — в ее сестрице Шотландии. Прибрежные пустоши Абердиншира пусть и не были затоплены, но имели свое славное, светлое очарование, которое без конца терзало сердце недавно вырвавшегося оттуда бродяги. При мыслях о Абердине внутри раскрывались вересковые цветы, голову заполнял дурманящий запах, а в ушах наперебой звучали шорохи пустоши и Северного моря. Но Дартмур казался изнанкой славных шотландских полей. В этой молчаливой угрюмости и правда чудились призраки, тревожные тени былых поселенцев. Они проступали в холмах и менгирах, в звуках и запахах. Но не пугали чрезмерно уверенных в собственном превосходстве варварах в кожаных доспехах, на пышущих жаром конях. Город Торки приметил их подслеповатым светом ночных фонарей, но «Легионеры» не свернули к нему, не почтили своим присутствием, поскольку придурков в масках они могли встретить и у себя в Лондоне, было бы желание. Нет, в этот раз они поиграют на нервах впечатлительного Хьюги как следует, используя природные красоты Дэвона.
Тони дал сигнал рукой, после трое в едином и молчаливом порыве свернули на проселочную дорогу, отчего малыш Хьюги заволновался, но противиться общему действию не стал. В темноте нет ничего настоящего — он слишком хорошо это знает.
Еще полчаса — впереди уже совершенно иной пейзаж, преисполненный святым очарованием — кротким и светлым. Небольшой городок, похожий на туристический, прижался к национальном парку, а если точнее — к самому скудному его боку, будто слепой котенок к мамашкиной титьке. И в этом есть определенное сходство, поскольку похожие местечки держатся на садистском проникновении в Дартмур туристов. Без них не будет прибыли, не будет комфортной жизни.
Троица пригасила моторы ближе к центру, разбудив своим появлением несколько особенно трепетных старожилов, которые тут же отреагировали на приезд чужаков бранью, на что способны только исключительные жители графства Дэвон. Тони и Дэвид, посмеиваясь, слезли с «коняг», Хьюги, как и было предначертано, вломился в пестрящую горящей вывеской корчму, дабы поскорее избавиться от избытка жидкости в организме.
— Ладно, оглядись пока чуток, я посмотрю, что там интересного… — сообщает Тони и уходит внутрь следом. Сатир остается один и еще некоторое время безразлично смотрит на дверь, за которой скрылась массивная фигура Топора. Поездка остается за плечами, в всполохах пыли на деревенской дороге, а теперь бродяге нужна лишь пара минут, чтобы «привести себя в порядок». Он оглядывается воровато и идет за угол, где стена харчевни переходит в пустырь, обросший по краям бесконечным шорохом листьев, похожий на птичье перешептывание. Духи пустошей и болот и здесь тоже. Но у человека с рогатой фамилией нет времени обращать на них внимание. Он достает из кармана вылинявших и местами протершихся джинсов жестяную коробочку, которую жадно и с щелчком раскрывает, а после старается проделать заученный на зубок ритуал с осторожностью сапера.
Внутри интимный полумрак расползается десятком улыбок к холодным и голым стенам из грубого шлакоблока. На стенах картины — бестолковые, серые, немые, как и везде, и они не скрывают напускной небрежности места, наоборот — подчеркивают. Тони машет волосатой ручищей, призывая товарища присоединиться к посиделке.
— Малыш Дэйви! — декламирует он. — Мой добрый приятель, говорят, особо шустрый в койке, оттого его и прозвали Сатир. Но вас, милые нимфы, это может не касаться, в случае чего я уберегу вас от загребущих лап этой рогатой сволочи!
Сам «малыш» — детина под семь футов, едва ли не чиркает лохматой макушкой потолок, неровно нависает густой тенью над столом и собравшимися. Серые и влажные глаза с мутинкой, зрачки неестественно расширены. Он глупо смеется над шуткой Топора и садится рядом, складываясь нелепо, точно кузнечик-переросток, руки в широкой вязи бугристых вен кладет на костлявые колени, а мутным взглядом лениво охватывает всех присутствующих. Компания девиц и ребят. Тони на их фоне кажется мудреным жизнью стариком, но большая и рыжая фемина, похоже, не против его неуклюжих прикосновений. Так все просто, когда ты в пути и знаешь, что пути твои и недавних незнакомцев разойдутся. Вы никому ничего не должны, а потому ощущаете себя лучшими друзьями, готовыми раскрыться перед посторонним, точно на исповеди в церкви. И оттого вас неимоверно влечет друг к другу, потому что важен сам факт раскрытия и мгновенное избавление от него. Как укол особого свойства.
Они говорят, долго говорят. Вскоре возвращается Хьюги с четырьмя пинтами пива и ставит добро на забрызганный алкоголем и сигаретным пеплом стол. Они смеются. Улыбки похожи на новогоднюю гирлянду, которую вырезают из сложенного несколько раз листа цветного картона. Они удивительно похожи. Позже, значительно позже, между пустыми бокалами из-под пива проскальзывает первый интригующий косяк. Ребята решают оставить девиц на долю Тони и Хьюги, а потому уходят, не расплатившись, понимают, что ловить им тут больше нечего. А Дэйв продолжает пытаться выбраться из болота, в которое сам и угодил. Морок накуренного помещения действует на него угнетающе, хоть он и не жалуется, просто тупо обозревает присутствующих и изредка потягивает Шнайдер. Хочется пить, хочется на воздух, но все смешивается, а в ногах появляется обременительная слабость.
У него синяки под глазами, почти впритык к переносице, кажется, что это следы от каких-то зверски тяжеленных окуляров, но это вовсе не так. На причину указывает желтоватая повязка через нахмуренный лоб. Не все так ладно в жизни "малыша" Дэйви. Футбольные фанаты хорошенько отделали его кастетами. Но он не унывает. Еще недавно он думал, что помрет от разрыва селезенки, а теперь, едва обретя уверенность в ногах, снова упускает это чувство. Теряет ли саму жизнь? Вот уж нет.
Через пару часов все, конечно, уже утекает на обратную сторону разума, ухватиться за что-то взглядом почти невозможно, но Дэвид запоминает среди прочих чьи-то пронзительные глаза, объятые льдом, которые в скудное время суток остаются ясными, как морозное утро.
Он уже и не помнит, как подымается наверх, в комнату, куда Тони, Хьюги и, видимо, его, пригласили, чтобы продолжить простые бродяжьи утехи. Потом вся вселенная катится к черту, свет с улицы мягко гаснет, а чужие похотливые слова уже не мешают стремительно погружаться в себя, чтобы отдохнуть.

Утро проскользнуло в накуренную комнату слепыми лучами, которые тут же стали дирижерами для дымки из пылинок. На улице туман, что, в общем-то, обычно для Дартмура и для маленького городка на его краю. Дэйв, придерживая повязку, слой которой сполз ему на глаза, сел, чтобы понять, насколько все плохо — чего и следовало ожидать; его мутило, что тоже было не удивительно. Убрав с лица бинт, он обнаружил, что его товарищи еще длительное время будут приходить в себя: Тони Топор возложил лапищу на ту рыжую девушку, и его руки едва ли хватает на то, чтобы покрыть это явление природы, обильно усеянное веснушками даже в районе задницы.
— М-да... — хрипло протянул байкер и отвернулся. Еще несколько минут безмозглого созерцания, и избавление от скудных закусок или желчи последует незамедлительно. Так или иначе, отказать себе в утренней сигарете Сатир не смог. Закурил прямо в комнате, но после того как обнаружил себя на чьем-то спальном мешке, без куртки, но при ботинках и штанах — что уже, согласитесь, неплохо.
Он повернул увечную голову к окну, сквозь которое пробивался пыльный свет. Похоже, что напротив кто-то сидел, как бы то ни было, разглядеть лица Хорн не смог. Оставалось лишь выставить вперед руку, прищуриться до рези в глазах, чтобы перенять право безобидного утреннего разговора, если представится такой случай.
— Мы собирались прогуляться по болотам, — зачем-то фыркнул он, продолжая кривиться. Вряд ли фраза подходила для объяснения устроенного накануне безобразия. Но Дэйв хотя бы попытался.