PENNY DREADFUL

Объявление

http://idolum.rusff.me ждем вас

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » PENNY DREADFUL » МИФЫ О ЗАЙЦАХ » You make me agitated


You make me agitated

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

you make me agitated.
There's always something that makes you guilty
There's still something that you're dying to tell me
Make sure no one finds out
Tell me all about it


https://24.media.tumblr.com/667b892c8336f4ebfcc4a5b6514b5c32/tumblr_n4lp72vOAQ1s7jszwo1_500.gif

story about us.
Ты вот смотришь так внутрь.
Ты вот смотришь привычным для себя [меня] взглядом. Я узнаю его – узнаю тебя – и боюсь дышать.
Боюсь здесь оставаться, а ведь я думала, что еду домой.
Боюсь не тебя уже – то, что принесешь в мою жизнь.
А ведь в стороне ты не останешься. И я… не останусь.
Тебя опять будет слишком. Во всем.

book or film.
Гарри Поттер
names.
Davina Fawley (Mikaela) and Hector Diggory (Drake)
time & place.
2018 год, сентябрь, начало
Хогвартс

Отредактировано Mikaela Andersen (2014-04-28 22:54:47)

0

2

Просто забудь о том, что из пальца в палец
Льется чугун при мысли о нем - и стынет;
Нет ничего: ни дрожи, ни темноты нет
Перед глазами; смейся, смотри на город,
Взглядом не тычься в шею-ключицы-ворот,
Губы-ухмылку-лунки ногтей-ресницы -
Это потом коснется, потом приснится;
(с)

Хогвартс это как центр мира, или что-то вроде того. Во всяком случае, возвращаться сюда каждый год было чем-то волшебным. Можно даже отбросить палочки и забыть о магии, просто это то самое место. И нет ни малейшего шанса, что Дэви забудет свой первый день здесь, наполненный бесконечным страхом и осознанием, что она находится в каком-то поистине грандиозном месте. Так оно и было, как ни крути. Попробуй еще на этой планете найти такой место, которое станет домом для такого количества самых разных людей. Девушка второго такого не знала, а потому, наверное, сейчас волновалась не меньше, чем раньше, когда входила в Большой Зал. Окунаться в прошлое это всегда непросто, даже если это прошлое тебя радует и волнует. Зажмуриться и вздохнуть все равно стоит. И снова оказаться среди гудящей толпы школьников, но уже не стать ее частью, уже идти к тому, пятому столу, который всегда казался чем-то пугающим и недосягаемым, а теперь она станет частью этого «элитного клуба». Как-то чересчур, конечно, но так оно и есть. Хотя, Давина ни на что не претендовала, просто хотела домой и в теплицы. Очень скромные желания, очень скромная девушка и очень страшная перспектива сидеть среди всех этих людей. Уж лучше бы она села за стол своего родного факультета и, пожалуй что, затерялась в толпе. Тихо, скромно, никому не мешаем.
Фоули подходит еще ближе к заветному (запретному) столу, внимательно рассматривая всех сидящих за ним и попутно выискивая себе место где-нибудь с краю. («Моя хата с краю, ничего не знаю»).
Ей бы успокоиться и взять себя в руки, но где там, это же Давина, она себя только среди грядок и трав чувствует уверенно. Любимая семья удружила, замкнувшись когда-то в собственном мирке и пытаясь остаться в стороне. Остались, но теперь это «в стороне» как главная цель волшебницы. Безысходно, не находите? Но не том ведь речь. Вот оно свободное место, не совсем с краю, но близко к «нейтральной» стороне. Ну, точно ее ждет, больше некого. И все, можно, вроде как, и успокоиться, но что-то толкает посмотреть чуть левее. Туда, ближе к центру. Зачем, спрашивается?
Дэви замирает, рассеянно уставившись на человека, о чем-то разговаривающего с директором. Он, конечно, он. Что-то застревает в груди, то ли вскрик, то ли вздох. Все как-то сразу становится абсолютно неважным – ненужным, считай, бесполезным. Она всматривается в этот профиль – нет никакой ошибки – передней именно то, кто успел свести ее сума. Во всех смыслах. Но почему она до сих пор стоит столбом посреди зала, почему не может не_смотреть? Он ведь может обернуться. Он ведь обернется. Он ведь обернулся. – Гектор, - едва шевеля губами, произносит, встречаясь с ним взглядом.
Гектор.
Внутри все переворачивается. А ведь он просто смотрит. Чуть заметно кивает – конечно, он узнал. Он не из тех, кто забывает, не так ли? А с места не сдвинуться. Потому что Он смотрит. Хочется отвернуться и сбежать, далеко, очень далеко. Куда-нибудь на юг. Снова ото всех спрятаться и зализывать свои раны. Которые уже зажили, но ведь нет. Он здесь. Что он здесь делает? И снова все разодрано, расшевелено. Одним только взглядом. 
Какой-то ученик толкает девушку, попутно извиняясь, но она готова его, разве что, не расцеловать, ведь этого хватило, чтобы выйти из транса. Хватило, чтобы дойти до своего места и бездумно уткнуться в стол.
Гектор Диггори в Хогвартсе.
И Хогвартс уже не будет для Давины домом.

Думать связно не получается, просто потому что она не ожидала. Не хотела, не была готова к этой встрече. Девяносто девять и девять десятых процента, знай она, что он здесь преподает – а в этом нет никаких сомнений – ноги бы ее не было на территории. Вообще, по сути, она готова сбежать из страны, если не будет другой возможности не встречаться с этим человеком. Да что угодно, сделала бы, лишь бы забыть, вычеркнуть из своей жизни – исправить ту ошибку. Ну почему, почему он просто не может быть мужем ее дальней родственницы? Хотя, так оно и есть. Для всех. Даже для него, скорее всего. Это ведь у Фоули все внутри переворачивается, от одной только мысли о нем. Что уж говорить о том, что он будет тут. В непосредственной, неперевариваемой близости.  Досягаемости, почти доступности. А ведь не переболело, не отпустило. Так и осталось где-то внутри воющим плачем. И бессмысленным, никому ненужным воспоминанием одного дня. До каждой секунды, малейшей черточки. Закрой глаза – почувствуешь, какие у него волосы на ощупь. Закрой глаза – сойди с ума. Потому что иногда хорошая память – ад.
И кусок в горло уже не лезет, где уж тут помнить о еде, когда ни одной связной мысли не остается в голове. Когда все, что осталось из этой реальности мнимо счастливого дня, это Гектор Диггори, сидящий за преподавательским столом.
Аксиома всей жизни: не верить тем, кто знает о тебе больше, чем ты сама.
Он знал. Тогда, в их первую – глупую, ошибочную – встречу, уже все о ней знал. Или думал, что знал. Что большой разницы ведь не имеет. Она пошла за ним, за незнакомым полупьяным мужчиной пошла не раздумывая.
Глупая-глупая Дэви.
Наивная, погибающая девочка. Пожалей теперь себя, покори – все равно ведь не вернешь, не восстановишь. А смогла бы, вот так, навскидку, смогла бы остановиться, знай, к чему все приведет? И ведь она не знает ответа. Наверное, в этом и заключается все безумие этого положения. Или нет?.. Не в том ли дело, что она уже столько времени топит в себе гнилую ненависть к Хармонии? Понимает, что права не имеет, но как, скажите, убедить в этом всю свою сущность? И так просто говорить, что тебе все равно, но нет никакого шанса, чтобы слова стали реальностью.
Тебе не наплевать, Дэви. Слишком не плевать.
Подняться из-за стола, так и не приступив к обеду и сбежать из зала – на что еще она могла рассчитывать? Никого не видеть, никого не знать. Ей бы на воздух, надышаться и привести все в порядок. Избавится от этой мнимой – выдуманной – лихорадки.
Убедить себя в том, что замок большой, что она сможет его избегать, что ему дела нет до глупой девочки Фоули, спрятаться в школьных теплица. Она выживет. Сможет. А потом ее отпустит, наверное… Потом. Ей перестанет везти. Ровно в тот момент, когда она налетит на мужскую фигуру в коридоре и поймет, кто же это перед ней. Ровно в тот момент, когда точно будет знать, что он ее узнал. И не ясно, радоваться или нет.
- Здравствуй, - едва слышно, отводя взгляд в сторону. Потому что смотреть ему в лицо – самоубийство.
Это когда ты сходишь с ума, Давина. Признай же.
Это когда ты увидела его в Дырявом котле. Это когда тебя кто-то проклял.

В том, что в Лондоне идет дождь, нет никакой прелести. Только холод и сырость – та еще безудержная радость, если быть честным. А потому, заполненный людьми Дырявый котел, где было тепло и почти уютно, казался манной небесной, по меньшей мере. Юная Фоули ныряет в облако дыма и шума, с непривычки начиная кашлять, и натыкается на снующих туда-сюда чуть пьяных волшебников, опасливо косится по сторонам, отыскивая себе местечко, но все вокруг занятое, забито даже. Не иначе, сегодня именно тот безумный (нелогичный день), за счет которого это заведение остается на плаву. Пожалуй, сегодня владельцы получат большую часть своей годовой выручки. Давина беспомощно крутится на месте, пытаясь решить, куда же ей приникнуть, когда какой-то мужчина с плохо проглядываемым в тусклом освещении лицом приглашает ее к себе. Волшебнице, вообще-то все равно, с кем сидеть, лишь бы сидеть и получить уже чашку горячего чая, а потому она, не колеблясь, присаживается на свободное место напротив незнакомого волшебника. – Спасибо, - с улыбкой заключает девушка, ловя плавно рассекающее воздух меню. Но не смотрит на исписанные листы, зачем-то смотрит на человека напротив. Изучает, чуть склонив голову, отмечает про себя, что да, пожалуй, он красив. Наверное, даже слишком. И тогда это «слишком» входит в ее жизнь впервые, но, видимо, уже навсегда. Или на долгие годы.
Давина, - называет свое имя и теряется. Потому что он вот смотрит, словно изучает, рассматривает, улыбается, что-то пьет из своего бокала, а в глазах отражается огонь то ли от камина, то ли от горящей души. Наверное, волшебница назвала свое имя, чтобы его не забыть, случайно. Чтобы вообще оставить себе возможность думать. Или не нужно. – Чай, пожалуйста, - произносит тихо-тихо и не знает, куда деть руки. Краснеет, наверное, от того, что здесь слишком тепло. Нет от его взгляда же, в самом деле.
Правда?  Или лжет сама себе? Вот так, сразу, обхватывая пальцами чашку с горячим чаем, которого, в общем-то, уже не хочется, потому что вдруг становится жарко. Вдруг становится нечем дышать.
И нечем мыслить.
Только потом Дэви поймет, что все это время не могла отвести взгляд от его лица. Все еще не может.

- Не знала, что ты здесь работаешь, - почти оправдание в голосе, чтобы Диггори – или теперь профессор Диггори? – не подумал, будто она нарочно сюда за ним приехала. Она ведь специально оградила себя от информации об их семье. Не зря ли?
Но и прятаться вечно не будешь. Не от себя, ни от человека, что стоит напротив. Фоули пересиливает себя, чуть резко вздергивая подбородок, наигранно смело вглядываясь ему в глаза, - как дела у Хармонии?
Все верно, они теперь, вроде как, родственники.
Смешно. Родственник, который живет в черепной коробке, в которого едва ли не с первого взгляда… Родственник, ну да. Не забывать об этом. Ни за что.
Никогда.

+1

3

2016. 2017. 2018. 1 сентября. Гектор Диггори в третий раз садился за преподавательский стол в Хогвартсе, и впервые – по правую руку от директора.
Сначала мужчина, как обычно, хотел занять стул с левой стороны, поближе к выходу, но Макгонагалл с улыбкой, так редко посещающей её лицо, весьма требовательно окликнула его и указала кивком головы на место рядом с собой. Нынешний преподаватель трансфигурации, слегка удивившись, проследовал к своей наставнице. Не то чтобы он не хотел сидеть рядом с Минервой. Наоборот, она была одной из немногих личностей, которых он был рад видеть и с которыми любил общаться. Не хотел Гектор другого. Весь ужин сидеть навытяжку и поддерживать беседу относительно будущего школы и улучшения системы преподавания. Не самая интересная тема для Диггори.  Хотя, надо отдать должное директору, она всегда говорила веско и по делу, не скатываясь по ходу диалога в личные разговоры о семье, здоровье мамы-папы, женах-детях-внучатых племянниках. Что Гектор весьма ценил.
Потому что сев накануне в Ховартс-экспресс он испытал если не радость, то по крайней мере облегчение от того, что наконец уезжает из дома. За месяц отпуска он насытился семейными ценностями по самые уши, и разве что не плевался послевкусием обедов, ужинов и приемов, где все трепались, трепались, трепались… Кто чем болеет, у кого сколько денег, когда умрет старая мадам Маккормак и кому достанется её дом, какая славная пара эти Боунсы, кто родил, кто не может забеременеть, сколько щенков принесла породистая сучка Берта, какие отвратные лобстеры и какое отличное вино. Кислое лицо не спасало Диггори от пассивного участия в диалогах, он должен был хотя бы просто молча стоять/сидеть в компании. Мужчина и присутствовал. Скучающий и раздраженный, без конца щелкая пальцами, чтобы бокал всегда был полон и не бесил его мутно-прозрачными стенками и сползающими по ним каплями. Постоянное циркулирование алкоголя по заданной схеме (пищевод-желудок-кровь-мозг) помогало выжить среди этого бреда и пропустить при этом мимо ушей процентов девяносто информации. Если попытаться воссоздать по окончании вечера содержание того, о чем говорили дамы и господа, и сложить то, что он ненадолго запомнил, получится невразумительное изложение в духе: вчера 23 октября 1994 года погода была штаны с подкладкой заболел солнечно гной министр Магии двое из Дублина безопасность совсем охамел. Поэтому, когда Гектор, уже за полночь, приходил домой, устало стягивал верхнюю одежду и бросал её в первое попавшееся кресло, на вопрос жены «о чем говорили» он равнодушно отвечал «как всегда» или «ничего особенного». Всё равно они все всегда одинаковые, эти беседы. Во всяком случае, для Диггори. Если Хармони хочет быть в курсе, пусть тогда сама ходит на сборища.
Но молодая супруга об этом даже не помышляла. Круг интересов жены Гектора сузился до библиотеки и пергаментов. Она засела за научные труды, сдуру решив посвятить себя расшифровке найденных ею же записей какого-то древнего волшебника. Одновременно Хармони ударилась в изучение гоблинского языка, потому что целые абзацы рукописи были написаны именно на нем. Миссис Диггори почти потерялась для общества, и только с приездом мужа в отпуск более-менее стряхнула с себя многовековую пыль старинных текстов и даже организовала обед в его честь, пригласив родственников. На этом запал женщины закончился. Объясняя свои отказы идти куда-то тем, что люди хотят видеть Гектора, который отсутствовал десять месяцев, а не её, она оставалась дома или в Отделе Тайн. Пока она писала Диггори письма в Хогвартс, в которых скудно рассказывала о том, чем занимается, он и не представлял себе, насколько все запущенно. Но не в интересах мужчины было отговаривать Хармони или ругать её. Ему было без разницы, он все равно большую часть года живет в школе, а попытки расшевелить меланхоличную барышню давно забросил.
Август остался в памяти размытым пятном. Только на вокзале, около пышущего парами поезда, Гектор очнулся и почти удивленно огляделся по сторонам. Будто он долго спал, и вот раскрыл глаза и четко увидел окружающий мир. Диггори подумал, что это атмосфера их с Хармони дома так на него повлияла, да и сама жена заразила его бациллой апатичности. Теперь неприятная болезнь отпустила, стоило только уехать подальше от родного порога. В купе для преподавателей мужчина вошел сдержанно улыбаясь – от осознания вновь распахнувшей свои объятия свободы настроение стремительно поползло вверх.
Итак, Гектор Диггори, молодой преподаватель трансфигурации, откинув назад полы мантии, занял место рядом с директором и удовлетворенно окинул взглядом Большой Зал. Совсем скоро студенты рассядутся по своим местам, Минерва хлопнет в ладоши, прекращая разноголосый гомон, поприветствует учеников и, как обычно, пригласит новичков-первокурсников. Макгонагалл возьмет старую Распределяющую Шляпу, прошедшую огонь, воду и Волдеморта, и та зычным голосом споет и начнет определять, на какой факультет пойдет тот или иной ребенок. Будут раздаваться аплодисменты и приветственные крики, когда мальчики и девочки займут свои места за столами, и Диггори будет улыбаться и кивать, когда услышит звонкое «Гриффиндор». Когда распределение закончится, директор  огласит правила и даст первейшие указания старшим студентам, она объявит начало учебного года открытым и пригласит всех отужинать. Минерва Макгонагалл свято хранит традицию открытия, которой придерживался Альбус Дамблдор. И Гектору она нравилась, было в ней что-то фундаментальное, непреложное, - прелесть старины. Магия вообще отличается тем, что бережно хранит и ценит прошлое и не перестает им пользоваться и вплетать в историю настоящего.
Директор вежливо спросила, как прошло лето, и это было ничего не значащее вступление. Минерва завела разговор о Министерстве, о том, как отбирала на каникулах новых преподавателей и стажеров. Волшебница поинтересовалась мнением Гектора, не поступила ли она опрометчиво, решив принять на работу очень молодую девушку. Диггори напомнил, что его она тоже взяла на высокую должность, хотя ему было 27. Макгонагалл выразительно приподняла брови и её сжатые в нитку губы уже во второй раз за вечер растянулись в улыбке. Нет-нет, ей ещё меньше. Но она очень понравилась директору на собеседовании, и волшебница решила дать девушке шанс проявить себя. Мужчина только пожал плечами и усмехнулся в ответ. Какая разница, что он думает по этому поводу. Минерва способна разглядеть жемчужину, даже если на неё нарос толстый слой скорлупы. И в проницательности наставницы он не сомневался, равно как и в жесткости – допусти новая стажерка промахи, она вылетит из Хогвартса прежде, чем произнесет свое имя. Всё-таки директор пережила две магические войны, и уж точно знает, что подозрительных и непрофессиональных кадров надо удалять немедленно.
- Вы же непременно будете наблюдать за ней, профессор, и очень пристально, - с легкой иронией напомнил Гектор. – Но я почему-то уверен, что Вы не ошиблись с выбором сотрудницы, - и Диггори ничуть не подмазывался, он действительно так считал.
- А вот и она, - Макгонагалл, обратив пристальный взгляд в зал, едва заметно кивнула, приветствуя вошедшую.
Мужчина посмотрел на ту, с кем поздоровалась директор. На мгновение его голову обдало жаром узнавания. Судя по лицу новой стажерки, той от такой нежданной встречи вообще стало едва ли не плохо. Гектор внимательно изучал девушку с полминуты, от внезапного и мимолетного эмоционального всплеска остались только две искорки в глубине его темных глаз, но и они вскоре потухли.
Давина. Давина Фоули. Давина Фоули его новая коллега, и она только что прошептала его имя, которое он прочел по губам. Диггори повел подбородком вниз, уже отвлекаясь от нового знакомого лица, и начиная вникать в то, что продолжала говорить директор, которой краткого приветствия хватило, чтобы потерять к Давине всякий интерес. Отвернувшись, Гектор перекинулся еще парой реплик с Макгонагалл, и та, поправив шляпу и подобрав полы тяжелой зеленой мантии, поднялась, чтобы начать свою речь.
Краем глаза мужчина заметил, куда умостилась Фоули. На его обычное место, оставшееся сегодня пустым. Их разделяли несколько преподавателей, и Гектор, ничуть не смущаясь, разглядывал её профиль. Не изменилась. Когда там он её встретил? Два? Три года назад? Да, кажется, три года прошло, ведь это было прямо перед его свадьбой. В Дырявом котле, в дождливый вечер, когда Диггори в одиночку справлял поминки по своей холостой жизни. В тот день он долго думал, не поспешил ли с женитьбой, запивая размышления огневиски. А тут она. Мокрая, дрожащая восемнадцатилетняя девчонка, которой не досталось свободного столика. Приняла приглашение присесть. Представилась, хотя он и не спрашивал. Взяла чай и так его и не выпила. Молоденькая дурочка, сначала смотревшая на него такими глазами, будто увидела  что-то очень совершенное, прямо-таки безупречное, хотя Гектор и был уже чертовски пьян и не собирался останавливаться, а потом легко последовавшая за ним, едва знакомым мужчиной, и позволившая ему делать с ней все, что ему хотелось. Диггори в ту ночь не сомневался, что, выйдя из номера, больше никогда её не увидит, но она появлялась в его жизни снова и снова, мозолила глаза своим несчастным видом, сложенными ручками, печалью в огромных, каких-то нереальных, глазах, своим молчанием, ведь она ни разу не выдала то, что произошло между ними. Не рассказала его жене, по стечению обстоятельств оказавшейся родственницей Давины, что Гектор изменил Хармони прямо перед свадьбой. Диггори не знал, почему девушка продолжала хранить секрет. Может потому, что в первую очередь опозорила бы сама себя, может потому, что узнай люди правду, не видеться ей с мужчиной больше никогда, а может потому, что боялась, что ей никто не поверит, а мистер Диггори очень постарается, чтобы так и было. Мужчина большую часть времени абсолютно не думал о девочке. Вспоминал он о том, что они связаны не только семейными узами, только когда она возникала в поле зрения. И сейчас, понимая, что Фоули теперь всегда будет где-то рядом, волшебник раздраженно размял шею, вздыхая.
Этого ему только не хватало.
Девочка выросла, а вместе с ней могла вырасти и вероятность того, что от неё будут проблемы.
Тихое «здравствуй» настигло Гектора посреди коридора на пути в спальни. Преподаватель трансфигурации только что распрощался у учительской с деканом Рейвенкло, и уже успел поддаться расслаблению и предвкушению хорошего отдыха, когда эта девушка снова заставила его напрячься и навесить на лицо безразличную, узкую улыбочку.
Диггори повернулся к Давине лицом, изображая скупое радушие. В отличие от Фоули, не смевшей поднять на него глаз, мужчина вольготно рассматривал её лицо и позу.
- Вечер добрый, Давина.
Заложив руки за спину, Гектор чуть склонил голову набок и, на секунду взглянув вниз, на носки своих ботинок, снова обратился к девушке, лениво поглядывая на неё из-под бровей.
- Ирония судьбы, - саркастически заметил он. – Уже третий год я преподаю здесь трансфигурацию. Я заменил Макгонагалл на этом посту. Добро пожаловать в Хогвартс. Рад видеть здесь родственницу, - мужчина ухмыльнулся, наслаждаясь смятением Дэви.
- Тебя правда интересует, как дела у моей жены? – переспросил он, прищурившись, с деланным недоверием в голосе, хотя на самом деле ему нечего было скрывать. – По-моему прекрасно. Она занимается наукой и медленно, но верно, превращается в флоббер-червя. Более скучного отпуска у меня ещё не было. Ну а ты как? Почему школа? В Соединенном Королевстве больше не нашлось вакантных рабочих мест?

досье

https://31.media.tumblr.com/3c5060c1eecbf62d766b34d38f50b7d9/tumblr_n1gcd0N0kW1s9iz8co2_500.jpg

1. имя
Hector Judas Diggory|Гектор Джудас Диггори
Без сокращений. Без прозвищ.
2. возраст
8 июня 1989, 33 года
3. факультет|место работы
Выпускник Гриффиндора 2007 года.
Ныне преподаватель трансфигурации и декан Гриффиндора. В момент исчезновения магии вел урок у второкурсников своего факультета.
4. чистота крови
Чистокровный
5. биография
Известные родственники:
Мистер Джудас Диггори, чистокровен, отец, 56 лет (1966 г.р.), работает в Отделе международного магического сотрудничества
По линии отца: сэр Элдрич Диггори, чистокровен, экс-Министр Магии, мертв;
мистер Амос Диггори, чистокровен, дядя (двоюродный брат отца), 65 лет (1957 г.р.);
миссис Вирджиния Диггори, чистокровна, тетя (жена Амоса), 62 года (1954 г.р.);
Седрик Диггори, троюродный брат Гектора, сын Амоса и Вирджинии, мертв (1977-1995).
Миссис Каллиста Диггори (Макмиллан), чистокровна, мать, 55 лет (1965 г.р.), домохозяйка
По линии матери: мистер Эрни Макмиллан, чистокровный, 42 года (1980 г.р.)
Миссис Сьюзан Макмиллан (Боунс), полукровная, 42 года (1980 г.р.).
Женат на Хармони Диггори (Фоули), чистокровная, 29 лет (1993 г.р.).

Гектор был совсем мальчишкой, когда семья Диггори понесла огромную потерю. Брат Гектора Диггори, Седрик, был убит Темным Лордом во время Турнира Трех Волшебников, и горе Амоса и Вирджинии подмяло под себя и молодую семью Джудаса и Каллисты. «Увозите Гектора», - не успокаивался почти сошедший с ума дядя, уговаривая младшего брата бежать куда подальше из неспокойной Англии. – «Прячьте мальчика, если не хотите его похоронить».
Не сказать, что братья Диггори тесно общались до этого случая. Так, виделись на семейных обедах в честь Дня благодарения и Рождества, обменивались подарками и за один вечер пытались рассказать друг другу все, что произошло за полгода. Гектор помнил Седрика , насколько может помнить ребенок недолгие встречи, но каждый раз ждал праздников с нетерпением, ведь брат был уже такой взрослый, и с ним было весело, и он угощал мальчика драже Берти Боттс, и, главное, он уже учился в школе и умел сам творить магию. Конечно, вне Хогвартса он не колдовал, но зато показывал свои учебники и много рассказывал о Дамблдоре, своих однокурсниках, игре квиддич и много еще о чем. И вот в один прекрасный день Седрика не стало. И папа был слишком хмур и суров, мамино лицо посерело, и она все время плакала. Застегивая мантию маленького Гектора, Каллиста что-то тихо рассказывала о том, как храбр его троюродный брат, и что сейчас они поедут с ним попрощаться…
То, что произошло с Седриком, осталось в сознании Диггори, отпечатавшись весомым следом, как оттиск ноги в застывшем цементе. Тогда мальчик, конечно, был слишком мал, чтобы понять, зато смог навсегда запомнить. Темный Лорд виновен в смерти его брата. Волдеморт – злодей, запугавший его семью, из-за него мама плачет, а отец хмурится. Черный волшебник, олицетворяющий всю жестокость и насилие, которые только есть в мире. И Гектору никогда не понять его методов, никогда не разделить  его идеологию и не поддержать его действия. Всё, что связано с Волдемортом, - великое зло, и Диггори всю жизнь будет его ненавидеть.
Прошло совсем немного времени после похорон Седрика, прежде чем дядя Амос, до этого не сильно дороживший семейными узами, начал частенько захаживать к отцу Гектора. Пару раз мальчик слышал обрывки фраз, произнесенных на повышенных тонах, но мужчины были уже взрослыми магами, и оградить свои диалоги от непрошенных слушателей, тем более шестилетних, для них было плевым делом. Иногда к отцу и дяде присоединялась мама, и Гектору оставалось только изнывать от любопытства, о чем же разговаривают родители. Правда, когда Каллиста попросила сына собрать свои игрушки, а сама тем временем уже складывала папины министерские мантии, мальчик обо всем догадался. Как будто разрозненные кусочки паззла соединились в цельную картинку. Семья Диггори уехала в Ирландию, где провела последующие пять лет. Сам Гектор отнесся к переезду в другую страну без истерик и капризов. Более того, мальчику было все равно. Ему было совершенно не жаль покидать Англию, дом, где он рос и знал каждый уголок, своих товарищей. Диггори-младший равнодушно взял свою игрушечную метлу и подал маме руку, чтобы она, как всегда, крепко её сжала в своей теплой, нежной ладони. Гектору не было страшно. Он вообще считал, что всё это его не касается.
Джудас бывал в их новом ирландском доме наездами, большую часть времени он все также проводил в Лондоне, в Министерстве. Гектор остался с матерью, няней, горничной и поварихой – одни женщины. Даже эльф-домовик в семье Диггори был женского пола. И все, как одна, обожали его, единственного мужчину в доме, пусть и еще маленького, и старались подсунуть ему самые сладкие кусочки. Гектор знай себе пользовался этим, почти паразитируя на любви домашних. Ему льстило внимание, развращало отсутствие наказаний даже за серьезные проступки, портил нескончаемый поток подарков, которые даже во время войны сыпались на него как из рога изобилия благодаря папе, который, если бы знал, как ведет себя сын, выписал бы ему ремня, а не новую метлу. Джудас, зная о том, как его сынишка любит летать, всячески поощрял это увлечение. А Каллиста, умиляясь, хлопала в ладоши, сидя в саду и наблюдая за тем, как её мальчик описывает круги над заросшей лужайкой. К слову, Гектор вообще почти ничего не делал до того момента, как у него случился первый выброс магии, только спал, ел и играл. Он даже не читал ничего, книги без картинок вызывали скуку и зевоту, а о том, чтобы помочь маме и хотя бы собрать свои игрушки в кучу, он и не думал. Диггори рос зацелованным, заласканным ребенком. Он не видел страданий, не знал боли и лишений, война, охватившая волшебное сообщество, не касалась этого юного божка, властвующего в своей семье и вызывающего благоговение неизвестно за какие заслуги. Гектор иногда вспоминал о Седрике, жалел, что брат не может поиграть с ним в подобие квиддича и подарить свою коллекцию карточек от шоколадных лягушек, но не более.
Диггори поступил в Хогвартс, когда Темный Лорд уже был повержен, и волшебники начали постепенно приходить в себя. Война еще долго обсуждалась в стенах восстанавливающейся школы, и Гектору впервые стало немножко обидно, что всё это время он провел как за пазухой. Мальчик попал на Гриффиндор, и это была новая территория, которую следовало завоевать.
Ему повезло в том, что он сумел снискать расположение Минервы Макгонагалл. Обнаружилось, что мальчик довольно талантлив, многие предметы схватывал на лету, был общителен и улыбчив. Выяснилось, что Гектор делает успехи в трансфигурации, что весьма удивило домочадцев и подкрепило его положение в семье на правах золотка, чудо-мальчика и надежды не только рода Диггори, но и магического сообщества.
На третьем курсе Гектор Диггори прошел отборочные испытания в факультетскую команду по квиддичу и занял позицию охотника. Спорт мальчик по-настоящему любил, и в 13 лет всерьез думал, что пойдет по этой стезе дальше, и станет известным игроком. Он мечтал о славе, всемирном признании, но в то же время понимал, что здесь только один путь всего этого добиться – своим трудом, ведь связей в спортивной среде у его родителей не было.
С этого момента Диггори не особо утруждал себя учебой. Изменилось его отношение к изучаемым дисциплинам. Он откровенно не понимал, зачем надо учить некоторые из предметов в программе, если они ему не интересны, и он вряд ли когда-то этими знаниями воспользуется. На поле Гектор делал успехи куда более громкие и выдающиеся, чем в классах. Пользуясь резко возросшей популярностью и лояльностью профессоров, мальчик запросто скатывал домашку, а то и вовсе просил какого-нибудь ботаника сделать работу за него, в качестве платы предлагая полетать на своей метле. Более-менее снова задумываться об учебе он начал только в середине четвертого курса, когда сложность предметов резко усилилась. Диггори совмещал тренировки с усиленным штудированием материала, по-прежнему стараясь не тратить слишком много сил на те дисциплины, которые были ему неинтересны, зато заметно подтянул зельеварение, чары и гербологию.
Как-то слишком хорош был Гектор, слишком его было много везде, куда ни плюнь. Квиддич – Диггори забил больше всех мячей! Трансфигурация – Диггори единственный из класса выполнил задание. Зельеварение – Диггори сварганил зелье старения быстрее и лучше всех, плюс 20 очков Гриффиндору. А потом еще стал старостой курса. Сравнение с Седриком было неизбежно, но Гектор, пораскинув мозгами, решил, что быть похожим на давно умершего троюродного брата - не самая плохая перспектива, тем более, что мальчик безотчетно и по-детски наивно продолжал любить покойного родственника.
Логично было бы задаться вопросом, а что будет делать такой баловень судьбы дальше, когда закончит Хогвартс? Ведь придется рано или поздно начинать отвечать за себя и свои поступки, настанет конец бесконечному купанию в любви окружающих. Было ли что-то у Гектора за душой, своего личного и исключительного, чтобы на деле доказать присвоенный ему статус, оправдать репутацию, кроме смазливой внешности, очаровательной улыбки и тренированного тела, которым он хвастался напоказ, бегая по утрам вокруг школы, а затем картинно рассекая воды озера вдоль берега, дабы не делить территорию с гигантским кальмаром?
После выпуска Гектор устроился на стажировку в Министерство, в отдел магических игр и спорта. Он проработал там несколько лет, трудясь на совесть в штаб-квартире Британско-ирландской лиги квиддича, но это было не совсем то, чего он хотел. Работа за кулисами, а не на сцене. Диггори испытывал что-то сродни разочарованию, молодому человеку начало казаться, что он занимается не тем, не может полностью раскрыть свои таланты и ему щемяще хотелось чего-то другого, нового. Однако, Гектор никак не мог решиться уйти с насиженного местечка, теплого и хорошо оплачиваемого, шагнуть за пределы зоны комфорта. Поэтому, желая новизны, мужчина надумал жениться. Выбор пал на девушку из рода Фоули, типичную ботаничку Хармони, умную, как сотня профессоров, работавшую также в Министерстве и являющуюся настолько серым пятном на карте магического сообщества, что её можно было и не заметить в сумрачных коридорах Отдела Тайн. Хоть какое-то оживление в глазах этой тихони появлялось только в том случае, если рядом оказывался Гектор, как обычно распускающий лучи энергии, не всегда, прямо скажем, позитивной.
Примерно год Диггори пытался что-то выжать из своей молодой жены, но от неё проку было, что от старой галоши. Хармони со всем соглашалась, никогда не спорила и податливо раздвигала ноги каждую ночь. Гектору так скоро надоела тихая семейная жизнь с женой-амебой, что он даже подумывал её бросить, но тянул с этим, как обычно оценивая выгоду своего положения. Чистокровная Фоули была самой не напрягающей, безотказной партией, и другую такую же он вряд ли найдет. К тому же, положение женатого человека прибавляло ему веса в глазах общества, ведь наличие супруги, по старой традиции, куда больше свидетельствует о надежности и серьезности, чем холостяцкая разгульная жизнь. Так в жизни Диггори появились одноразовые женщины, которые давали ему необходимую остроту и пикантность секретных, даже преступных, отношений, а дома была удобная во всех смыслах Хармони, которую Гектор изредка называл красивой и целовал в висок.
Всё ещё в поисках новизны, Гектор ударился в изучение доселе не познанной магии. Заинтересовался Легилименцией и Окклюменцией, и первую нещадно испытывал на своей жене. Пробовал овладеть Патронусом, но не смог. В жизни Диггори не было настолько счастливых воспоминаний, чтобы вызвать такую мощную магию. Всё вспоминалось с одинаковым равнодушием, и в обучении заклинанию Еxpecto Patronum Гектор потерпел сокрушительный крах.
Все это время Гектор поддерживал переписку с единственным человеком, которого он по-настоящему уважал и ценил – профессором Минервой Макгонагалл. Именно эта волшебница, занимающая пост директора Хогвартса, подкинула ему идею пойти преподавать, напомнив об успехах в трансфигурации и намекнув о нехватке кадров в школе. Диггори, поразмыслив, заключил про себя, что, возможно, это и есть то новое, чего ему хотелось. Во всяком случае, не самый худший вариант – и территория уже его, даже табличка с его именем висит на стенде факультета, и от Хармони подальше, которая в последнее время ну совсем одичала и возомнила себя гением научной деятельности. Мужчина снова вернулся в родные стены, теперь уже преподавателем. Очередным сюрпризом не только для семьи Диггори, но и для него самого, стал тот факт, что он оказался неплохим педагогом. Маленькие волшебники его не раздражали, хотя сам он сомневался, что вынесет присутствие стольких детей рядом с собой. Этому были свои причины – Каллиста очень расстраивалась, что любимый сын и невестка никак не обзаведутся потомством, скорее из-за того, что ей, домохозяйке, совершенно нечем было заняться, и она надеялась, что хотя бы с внуком понянчится на старости лет. Гектор страшно раздражался, когда мама в очередной раз заводила разговор о детях. Сам он отпрысков иметь не желал, по крайней мере, от Хармони, и в этом он был непреклонен, несмотря на то, что возраст подкатывал к тридцати. Но с чужими мальчиками и девочками было проще, он не чувствовал за них такой ответственности, как чувствовал бы за своего ребенка, поэтому и любить их было легче. Выполнил задание – молодец, не выполнил – вообще-то, дурак, но давай-ка еще раз попробуем. К старшим Гектор относился уже иначе. По мере взросления своих учеников, Диггори становился все более требовательным и строгим, иронизировал на каждом шагу и хвалил весьма сдержанно, но зато веско. Странное качество для человека, которому все всегда удавалось, казалось бы, должен наплевать и просто долбить материал, и уже не его проблемы, впихнутся ли знания и умения в неподатливые головы студентов или нет, однако, мужчина снова удивил сам себя. В глубине души Гектор переживал за каждого из ребят, он ставил конкретную цель в их обучении и, чаще всего, добивался её, чуть ли не за уши вытаскивая даже самых оболтусов. Кто-то начинал бояться его, кто-то восхищался, кто-то уважал, а кто-то даже лебезил, но никто не остался равнодушным. И снова Диггори любили, на этот раз дети и подростки, даже несмотря на то, что часть студентов пыталась с ним воевать и игнорировать его предмет, в конце концов они приходили с благодарностями, в очередной раз разливая бальзам любования на и без того гипертрофированное самолюбие своего преподавателя.
Хармони писала письма, полные скупо выраженной любви к нему, Гектор отвечал, потом приезжал на каникулы, играл пару недель роль верного мужа и возвращался к работе. Через несколько лет преподавания Диггори получил повышение и стал деканом Гриффиндора, на радость старших студенток, взявших привычку посылать ему сердечки на день Святого Валентина. Оставаясь одним из приближенных к директору, мужчина начал мысленно метить на место Макгонагалл, когда той вздумается уйти на покой. Он подозревал, что, возможно, бывший педагог и сама не против видеть его своим преемником, но события не торопил. Чем дольше Минерва возглавляет Хогвартс, тем спокойнее и вольнее, без лишней ответственности, Диггори будет работать в стенах замка.
Когда исчезла магия, волшебник вел занятие у второкурсников. Впервые в жизни, взмахнув палочкой и не получив необходимого результата, Гектор запаниковал. Уж в чем-чем, а в трансфигурации он промахов не совершал никогда, даже будучи пьяным или больным. В тот день в первый и последний раз Диггори отпустил своих учеников раньше с урока и позволил себе порцию горячительного для успокоения нервов посреди дня. Магия исчезла. Магия. Исчезла. Диггори до сих пор растерян и чувствует себя неполноценным, хоть и старается ни в коем случае не выдать своего беспокойства. Он всегда лояльно относился к магглам и магглорожденным, и не видит ничего плохого в том, чтобы поучиться у них. В какой-то момент он даже позлорадствовал, вспомнив далекие события своего детства и злополучного Волдеморта. Сейчас как никогда позиция Темного Лорда ошибочна, а те, кто до сих пор верят в него и начатое им дело, в полном пролете. Гектор бы с удовольствием посмотрел, как змееподобный злодей справляется без магии. И от души посмеялся бы над ним.

6. характер
Гектор не обладет той широтой души, по которой определяют человека доброго; он не альтруист и никогда не хотел быть им. Помогает в тех случаях, когда может помочь, советует, когда знает, что сказать. Его мало трогают слезы, вопли и вырывание волос, он скорее устает от этого и раздражается. Диггори не хватает человеческой доброты и уважения к ближним.
Из-за того, что его поведение вызывало у окружающих чувство безотчетного благоговения перед ним, у него развились некоторые социопатические тенденции. Он порой ставит себя выше других. Он с воодушевлением подчеркивает свою особенность и самобытность. Гектор не хочет "войти в ряд", всякое сопоставление для него оскорбительно. Он всегда готов напасть, но не потому что воинственен, а ожидая нападения, в качестве самозащиты. Поэтому с ним частенько трудно иметь дело. Инстинкту толпы мужчина неподвластен — наоборот, он скорее выступит инициатором в чем-то и сам поведет за собой людей.
Волшебника часто раздирают противоречия между блестящими качествами, с одной стороны, и негативными чертами характера – с другой, в равной степени присутствующими в его жизни. Вполне вероятно, что его путь уже предначертан – от золотой юности к мрачной старости. Гектор – не человек равновесия. Он порой не может совладать с тем, что происходит в его жизни, не способен взять все в свои руки.
Диггори обладает дикой энергией, но ему не всегда удается направить её в нужное, желательно, не деструктивное, русло. Он понимает, что ради достижения успеха ему необходимо работать над собой и посвящать труду и самокопанию больше времени, но такая перспектива его угнетает.
Сотворение красоты в любых формах и восхищение ею является одним из главных интересов Гектора, причем эту красоту он искренне старается найти не только в искусстве, но и в домашнем уюте, человеческом теле или неподдельной чувственности. Больше всего мужчина ценит удобство и комфорт.
Диггори свойственна раздражительность, но скорее внутренняя, чем внешняя.
Гектор, вступая в более-менее длительные отношения, хочет целиком, без остатка, захватить другого человека, чаще всего женщину,  испытывая непреодолимое желание до самой глубины души его/её переделать и перекроить, если какие-то черты ему не нравятся или же, по его мнению, человек чем-то не обладает/обладает лишним.
Гектор  реалист. К своему окружению, особенно к друзьям, Диггори предъявляет высокие требования и может произвести впечатление жесткого и даже опасного человека. Из его уст чаще всего звучит правда, какой бы ошеломляющей и горькой она ни была, если эта правда не касается его самого. Жизнь в его глазах не выглядит приукрашенной, да он и не испытывает ни малейшего желания надевать розовые очки, с удовольствием передавая этот аксессуар другим.
Диггори склонен к ревности, хотя этот или близкие к нему недостатки он обычно скрывает под маской собственного достоинства.
Он настойчив, решителен, но не слишком надежен в своих чувствах. Увлекшись кем-то, он разрушает все барьеры, очарует, околдует, притянет как магнитом и в конце концов добьётся взаимности. Если же ему случится быть кем-либо задетым и оскорбленным, он может превратиться в беспощадного мстителя.
Случаи, когда Гектор совершает что-то из ряда вон выходящее, преступая моральные границы, когда он демонстрирует чрезмерную агрессивность, грубость, жестокость, прилюдно кого-то высмеивает, невозможно объяснить рационально. Здесь он руководствуется собственными мотивами, которые для остальных остаются тайной за семью печатями. Склонен к независимости и индивидуализму.   
7. внешность
Orlando Bloom|Орландо Блум
Рост: 1,8 м
Глаза: Темно-карие
Волосы: Темные, вьющиеся, средней длины
Телосложение: Мезоморфное
8. способности
Магические: На высоком уровне владеет трансфигурацией, чарами и зельеварением. Средней руки легилимент. Хорошо держится на метле.
Немагические: Скор на реакцию. Обладает хорошей памятью. Спортивен: быстро бегает, хорошо плавает, физически силен.
9. ориентация
Гетеро
10. артефакты
ВП: вяз, сердечная жила дракона, 11,5 дюймов.
Артефакты:  волшебные шахматы; вредноскоп; набор для квиддича.

+1

4

Спилн - Пластмассовая жизнь

В номере было холодно. В пустой кровати было холодно. И под тем, что громко звалось одеялом, было холодно. Даже отчасти влажно, словно вчерашний дождь впитался в помещение и теперь обдавал сыростью его обитателей. Обитателя. Ну конечно. Дэви зачем-то – надежда ведь умирает последней, а глупая надежда не умирает вовсе – медленно и нерешительно, боясь открыть глаза, тянется рукой в сторону, ища там… кого? И естественно никого там не находит. Не надо быть пророком, чтобы осознать, что в комнате пусто. Потому что не может быть так холодно там, где есть люди. Себя она сейчас в расчет не берет. Пока глаза закрыты, ее нет. Нигде. Такая вот детская игра в прятки, на взрослый манер. Не спасает, правда, но что уж тут говорить, когда даже думать больно. Это глупо строить из себя кого-то без памяти, лучше уж думать, что ты кто-то без тела. Продолжаем оттягивать неприятный момент встречи с реальностью. Всегда ведь есть пресловутое «а вдруг». А вдруг сейчас откроется дверь, и скрипнут половицы, а вдруг…
Никто не придет. Де-факто.
Потому что в таких случаях не возвращаются. Де-юре.
Давине было восемнадцать, но дурой она не была. Даже наивной дурой не была. Влюбленной – возможно, даже более чем вероятно, но это ее не спасало. Потому что это не оправдание и даже не причина – последствия. Безумные, читай – бездумные, решения всегда оставляют следы. Обычно в виде клейма, хорошо, что не всем дано их видеть. Но, увы, ей дано их чувствовать. Нельзя сказать, чтобы она жалела, просто осознавала всю глупость своего положения и бессмысленность в плане исправления ошибок. Тут уж работай – не работай, все равно все останется прежним.
В номере было холодно. В постели было холодно. Но все это ни шло ни в какое сравнение с тем, каким льдом все покрылось на душе. И царапало, неприятно так царапало поверженное в прах самолюбие.
На что она изначально рассчитывала, спрашивается? Ах, да, изначально напрочь отшибло способность мыслить и хоть что-то предвидеть. Изначально Фоули примерила роль слепого котенка, оторванного от матери. А думает, что не дура. Еще какая.
Всегда считала, что рациональна, что идет на поводу у мыслей, что до людей ей дела нет. Возможно-возможно. Никто ведь не отрицает, что она могла все обдумать, другой вопрос, что конкретно вчера думать было нечем. Это как зрячему всегда полагаться на глаза, а тут свет погас и все. Падение и сломанный позвоночник. Потому что, будь свет, он бы увидел, что на краю самом стоит. Но темнота, и ты, вроде как, не виноват.
Никто не виноват. Просто стоило сначала запастись свечками.
В дверь поскреблись. Как обычно скребутся старые кошки в новые окна, нерешительно и словно задаваясь вопросом, а должна ли она там быть. Или зрение ее подводит, и она ошиблась местом. А может, ее сейчас с криком выпнут куда подальше. Такие кошки обычно ко всему готовы, но уже слишком стары, чтобы успеть увернуться.
- Уборка комнат, - прошелестело в воздухе усталым прокуренным голосом. И зависло, должно быть, где-то в занавесках. Или просто в вязком влажном воздухе задержалось, опасаясь замерзнуть навечно. Что и случилось.
Действительность стучалась в закрытые глаза Давины нагло и бескомпромиссно, требуя внимания и реакции. Приходилось реагировать, хотя и не хотелось. Растворяться во влажном полулживом состоянии было проще.
- Позже. – Глухо, но старательно вытянуто, чтобы там, за дверями ее услышали, и перестали скрестись в ее порванную и мутную от ночных событий жизнь. В ответ что-то пробурчали и, шаркая ногами по полу, куда-то удалились. Ей виделось, что за дверями безликая серая пустота, в которую втягивается все и вся.
И Гектор, должно быть, где-то там растворился.
Имя, на которое было внесено невольное табу, глумливо прошелестело в подсознании, задевая и царапая все то, что звалось защитой. Словно кто-то из самого ада, как чертик из табакерки выскочил, ножкой шаркнул и в лицо ей плюнул. Не отмыться теперь, хоть кожу с себя сдери – все так и останется.
Стены послушно рухнули, в одночасье обнажив всю ненадежность ее бумажных щитов и воздушных мечей. Не с кем бороться. Все равно, что стоять перед зеркалом и тыкать пальцем в собственное отражение, надеясь, что оно испугается и убежит.
«Закрывая глаза, ты не спрячешься, Давина».
А голос, голос в голове так похож на того, кто вчера свел тебя с ума, кто вкрадчиво, пьяно и самоуверенно перевернул все здесь, под ребрами, обозначил свое присутствие – забрал ее в свое пользование. И исчез, не дожидаясь того момента, когда она откроет глаза. Не будет принцев на белом коне. Даже следы от копыт коня смыл ночной дождь, ставший причиной сегодняшнего тумана, закрывшего Косой переулок.
В номере было холодно. В пустой жизни было холодно. И бесполезно обнимать голые плечи руками, пытаясь найти хоть какие-то крохи тепла, хотя бы мнимого. Но, видимо, он все забрал с собой, не оставив Дэви даже злачного клочка свободного воздуха. Казалось – волосы пропитались его запахом, казалось, туман за стеклом скребется в стекло и проникает во все щели, словно тянет длинные, корявые пальцы-щупальца к одинокому островку, где ежится и пытается все осознать совсем маленькая-глупенькая волшебница.
Не плачется, даже не стонется – эхом в голове отдается «как-кап». Чаю хочется нестерпимо, аж горло горит. Вихри воспоминаний от себя гонит, пугается, что если чуть шевельнется, они в нее, роем, и жалить-жалить-жалить. И больно, и сладко. Потому что ни у кого так глаза не горели, как у него. Ни у кого не было такого всепоглощающего обаяния, как у него. Ни у кого не было даже частички его.
У нее вчера он был весь. Жалеть не приходится, но другого выход нет. Все забрал Диггори, все, даже, кажется, ее саму, иначе с чего бы чувствовать себя восковой куклой. Появись он рядом – расплавится, растворится в воздухе и частью тумана станет.
К нему тянет немилосердно.
И это пугает.
Потому что не должно оно так. Злость, обида, разочарование – да. Но их нет. Только пустота и неразбавленное ничем желание на подкорках жизни. В восемнадцать лет нельзя полюбить на всю жизнь, рано, слишком рано, думается ей. Но на сегодня, на месяц, на год – она за Гектором в пропасть бросится, не колеблясь, не мешкая.
И это тоже пугает.
Сжеванным, скомканным страхом в кровь втягивается пустой и вязкий воздух. Дышать тяжело, словно под водой. Надо бы бежать, но Фоули не может. Ее тут держит незримо. Как условие, пока остаешься в номере – можно задержаться и что-то пересмотреть. Выйдешь во внешний, существующий, реальный мир – признаешь как данность, историю и непоправимую, приятную, но все же, ошибку.
- Гектор. – Не зовет, но подписывается под каждой буквой, признавая тем самым, что все это было, что все это в ней осталось, что он все пошатнул, не разбил пока, но подвесил на тонкую ниточку, заденешь – пылью стеклянной рассыплется.
- Гектор. – Прикрывая веки и вздыхая полной грудью.
После такого не восстановиться. Наверное, уже никогда.
На душе скребутся кошки, скрипучими голосами кто-то заказывает панихиду. А где-то «за» продолжается жизнь, найти бы только ту дверь, которая поможет в нее вернуться и раствориться в потоке обычных, бессмысленных, как и все существо, будней.

Сплин - Романс
«Родственницей», - так некультурно, невосполнимо играет на нервах. Ей уже не восемнадцать, но слова ранят по-прежнему, хотя пора бы прекратить уже на них реагировать, но ведь она не может. Кажется, немного, чуть-чуть еще, и забудет, выветрится из головы и отпустит. И каждый раз, когда до заветной двери один шаг, появляется Диггори и дергает за ниточку, на которую она подвязана, как игрушка. И не докажешь ведь, что она не сама, что она не хочет этого. Жизни такой не хочет, того, что так гулко в груди сердце каждый раз бьется, не хочет. Не знать быть, не помнить. Но он вот, стоит, насмехается, всем своим видом показывает, что ему плевать, что он через нее переступит и забудет. Сколько у него таких девочек-игрушек? Сам, интересно, помнит?
- Не ты же будешь меня интересовать, - требуется все, что есть внутри, чтобы удержать тон, чтобы найти в себе презрение и скрыть ноющую обиду. – Ты, должно быть, забыл, именно с ней я нахожусь в родстве.
В воздухе столько разочарования, что он опьяняет. Или это Гектор так близко? Но нельзя – ни в коем случая – вестись на это. Проходили, не раз. Все его методы известны не хуже молитвы: попользуется – вытрет ноги – бросит подыхать. Сегодня он решил начать со второго этапа, но кто мешает ему перейти к первому.
Давина помнит, что на Хармонию ему плевать – говорил уже. Давина помнит, что ему ничего не стоит снова ее сломать. И бежать бы, как от огня, от цунами, но ноги к полу приросли и взгляд завораживает. Снова.
Непременно же нужно покраснеть, не так ли? Не устоять перед тем, как он смотрит, и сделать шаг в сторону. Не хватает воздуха, не хватает жизни.
- Не делай вид, что тебе интересно. Не утруждайся, - Фоули разучилась с ним вежливо, разучилась тактично, или никак, или нападками, прячась за ними, наивно полагая, что это ее хоть отчасти сохранит. Если бы еще получалось соответствовать. Но  нет. То голос дрожит, то взгляд не выдерживает, то просто в голове водоворот из иллюзий и безумных, запретных мыслей. Она слишком хорошо помнит, как холодно бывает после того, как он уходит. И снова, снова, снова – тут бы вставить все познания о бесконечности – наступает на те же грабли, под его откровенные усмешки. Эти игры ни к чему не приведут. Ни к чему хорошему, для нее то уж точно. Давина вглядывается в это лицо, заученное уже так, что от оригинал от того, что в ее голове, не отличается ничем, пытается понять, что дальше делать. Но Диггори не из тех, кто дает ответы, скорее уже лишает здравомыслия и создает проблемы всегда.
- Знала бы, что ты тут, не приехала бы. – Заявляет в открытую, не до любезностей ведь, сколько раз он ее обижал, ранил, хоть бы раз самого удалось достать, но ведь он как из стали. Что ему жалкие попытки волшебницы? Так, пшик. – Но, как бы там ни было, я теперь здесь. И буду работать, пока не надоест, даже если ты против этого.
Даже если все существо Давины против и вопит об этом так, что в ушах звенит. Но остатки гордости, пусть и растоптанной остались. Не поддаваться. Сжать правую руку в кулак, чтобы чувствовать, как ноготки впиваются в ладошку, чтобы помнить, что она реальна. Что она сама решает, но никак не Гектор. Ах, если бы…
- Я прекрасно. У меня же нет жены - флоббер-червя. – Почти осекается, ведь, по сути, оскорбляет Хармонию, но тут же вспоминает, что ей всегда было на нее плевать, а потому даже намеков на сожаление в себе не замечает. Почему-то с Диггори сметает все тормоза, все понятия и привычки. Уносит. Всегда. В разной степени и в разные стороны, но остаться беспристрастной не выходит. Такая уж она внушаемая и ведомая. Им.
Здравствуй, человек, превративший мою жизнь в цирк, давай, играй со мной. Тебе же было скучно весь отпуск.
Ощущается что-то вроде усталости, давящей на затылок и виски, а, может, это на Дэви так отражается эмоциональный всплеск по случаю. Возвращалась домой, надеясь на спокойную радость, а тут целый ворох чувств и эмоции, отрицать которые как-то бесполезно, но все равно попытки не оставляет. Мол, я не признаюсь в том, что мы оба и так прекрасно знаем. Как будто от этого легче. – Что же ты терпел эту скуку, Гектор, или не мог ничего придумать в качестве развлечения? Хотя, наверное, после работы в школе, ты разучился веселиться. Или… Такой ведь простор, столько наивных девушек вокруг, можно неплохо развлечься, да? – Понимать, что это все полнейшая чушь и играть с огнем. Как часто с Фоули это случается в его присутствии, словно подзадорить, поискать больное место и попытаться задеть. Хоть так. Пусть глупо, но ее душевное равновесие не вернет никто. Так для чего вспоминать про тактичность?
Чего теперь бояться?

+1


Вы здесь » PENNY DREADFUL » МИФЫ О ЗАЙЦАХ » You make me agitated


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно