знакомство с родителями
Те, которые говорят: "Я не кусаюсь!" - имеют обыкновение заглатывать целиком!..
story about us. | names. |
PENNY DREADFUL |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » PENNY DREADFUL » ДОРОГА ДОМОЙ » знакомство с родителями
знакомство с родителями
Те, которые говорят: "Я не кусаюсь!" - имеют обыкновение заглатывать целиком!..
story about us. | names. |
Глупая привычка просто брать и навязываться людям. Не всем, нет. Интересным ему людям. Бог знает, кто такой этот парнишка, но то, что эти растрепанные волосы, какой-то совершенно особый взгляд и неудержимое желание Романа постоянно крутиться с ним рядом - сыграли свою роль. В итоге, он постоянно норовит быть рядом. Появляется, словно из ниоткуда, смотрит, слегка опустив голову, немного исподлобья, и кривовато улыбаясь, закуривает, выдыхая дым, не редко, ему в лицо. Пакстон - и что за имя такое, Пакстон? хотя, кто бы говорил, у самого не лучше - не кривится, смотрит, как правило, ему в глаза, и отводит взгляд всегда первым. Ох, чертов Эвери.
Уже начало смеркаться, когда Роман нарисовался близ мастерской, в которой подрабатывал Пакс. Он присел на раздолбанную лавочку, неподалеку от гаража, и достал тонкими пальцами пачку сигарет из кармана пиджака. Всегда стильный: начищенные ботинки, брюки, темная, но приятная телу кофта, и поверх - пиджак, такой же идеально сидящий, как и брюки. Чиркает зажигалкой, поглядывая на возящегося под капотом машины Пакстона, и молчит до последнего. Выжидает, пока парень сам его не заметит. Долго ли он может так просидеть? Изрядно. В прошлый раз, почти сорок минут. Облизывает губы, снова затягиваясь и выдыхая дым прямо перед собой, и плевать, что все вернется ему в лицо порывом ветра. Пальцы другой руки сжимают лавку, костяшки белеют, а он, словно в напряжении, наблюдает за Пакстоном.
- Эй, Пакс! К тебе пришли, - вытирая тряпкой руки, проговорил мужчина лет сорока-сорока пяти, в белой, перепачканной маслом и сажей майке, с завязанной рубашкой на поясе. Такие же грязные, землистого цвета некогда, штаны, и разорванные кажется, ботинки. Пакстон отвлекается, и поворачивает голову в сторону Годфри. Не заметил сразу. Роман растягивает губы в улыбке, снова выдыхая сигаретный дым и чуть запрокидывая голову назад, да прикрывая глаза. Слегка отводит руку ото рта и снова облизывает пересохшие губы. Провожает взглядом механика, отмечая его сутулость и легкую хромоту. Насколько Роман знал, у Эвери скоро заканчивается рабочий день, а он ужасно голоден и.. ничего больше. Просто, как обычно, захотелось помелькать у него перед глазами, позадавать глупые вопросы, поскалиться, пока Пакс не рыкнет на него, стирая своими словами, которые тот отправлял в адрес Годфри крайне редко, самодовольную ухмылку с лица брюнета.
- Я хочу есть. Знаю одну местечко тут. Неподалеку. Что скажешь? - Годфри всегда водит экстремально, превышает скорость, словно патруль ему вовсе не страшен, и даже если его оштрафуют - это будет лишь мелкой тучкой на фоне яркого неба его жизни. Пожалуй, водит он аккуратно и осмотрительно лишь тогда, когда в салоне его форда сидит Шарлотта. Выуживает ключи из левого кармана брюк, и приподнимается, снова затягиваясь и затем выдыхая дым прямо Пакстону в лицо. Снова улыбается. Привычный Роману взгляд, чувство самодовольства снова подкатывает волной и того и гляди, захлестнет.
Пакс ощущает его практически сразу – стоит мальчишке оказаться неподалеку, по коже проходится волна мурашек, самые крошечные волоски становятся дыбом. Он чувствует его взгляд, словно его обмазывают медом – настолько пристальное, настолько изучающее внимание.
Эйвери не любил людей. И не за то, какими они были, а за то, что они вообще, мать их, были. Но присутствие рядом Романа раздражало не так сильно, поэтому Пакстон решил, что можно потерпеть, а потом и вовсе привык к его постоянному мельканию где-то на периферии. Говорят, что в таких случаях – когда змея подбирается так близко – главное: не отводить взгляда. Но Пакс видел в глазах Годфри что-то такое, темное, опаляющее, заставляющее покориться. Хотя он бы никогда не признался в этом никому, кроме себя.
Пакстон не торопясь копался во внутренностях старого «Доджа», пригнанного Джонни Пауэллом в надежде на возрождение. Он прекрасно знал, что его ждут, но было любопытно, сколько на этот раз Роман сможет продержаться, не вмешавшись?
Эйвери сухо улыбнулся Норману, который из всех его коллег вызывал большее уважение – мужчина никогда не прикасался к Паксу, всегда держал расстояние, а еще он был и сам молчун. Идеальное сочетание. Пакстон кивает, показывая, что он услышал, потом-таки поднимает взгляд на Романа, но специально не фокусируется, замечая его только через пару минут. Помыть руки занимает от силы полминуты, но Пакс как никогда тщательно отмывает кожу, а потом, наконец, обращает внимание на Годфри. Извелся, да?
Пакстон не терпит хамства, такие люди редко задерживаются подле него, но почему-то Роман кажется интересным образцом, который пока не заслужил изгнания. Что-то в нем есть, чем название дать он пока не в силах, но знание, что так и должно быть, не покидает Эйвери.
Пакс молча изучает его лицо взглядом, совершенно игнорируя выдохнутый в лицо табачный дым – верх невежества, но и это он прощает, пока мальчишка кажется ему интересным. А тот был именно что любопытным, не таким как все, а Пакстон не отказывался от интересных вещей. Эйвери медленно, но достаточно твердо забирает ключи у Годфри, сжимая их до того, что немного ранится кожа.
- Поведу я, - коротко информирует он, не спрашивая, а ставя перед фактом. – Пошли.
Нравится ему или нет, но Пакс ни за что не сядет в машину, если за рулем будет этот безумец – погибнуть во цвете лет ему не улыбалось. Даже не смотря на то, что тачка была весьма и весьма крута, такая еще ни разу не попадала в руки врачевателя Пакстона, поэтому, чего скрывать, порой он зарился и на машину Романа. Он все так же молча усаживается в машину, заводит ее, включает магнитолу – играет что-то из 60-х, и Пакс вспоминает Дхани, которая словно жила вне времени. На губах парня играет мягкая улыбка, так давно не посещавшая и оттого настолько непривычная.
- Показывай дорогу, штурман, – неожиданно улыбается он, бросая любопытный взгляд на Годфри.
- А потом мне он сказал, что я чудесно выгляжу. Представляешь, Ром, сам Джесси Спенсер сказал, что я - прелесть! - она светилась счастьем, слегка телепая ногами и перебирая свои тетради, готовясь к следующему уроку. Скоро прозвенит звонок, и школьники разойдутся по своим классам, а Роман отправится домой, спать. Возможно, по пути он заедет в булочную, там подкараулит Марго, которая не прочь, всякий раз, когда не прочь и сам Роман, оказаться с ним в одной постели, и нарезвившись вдоволь, точно провалится в сон. Он кивает Шарлотте, чуть растягивая, но искренне, губы в улыбке, и возится с ее рюкзаком - какой-то идиот решил подшутить и порвал лямку. Роману хотелось надрать ему зад за такое фривольство, но Шарлотта, по доброте душевной, не сказала кто был этим шутником.
Лямка была почти приделана, когда, подняв глаза всего на минуту, будто что-то подсказало ему это сделать (а может и впрямь подсказало?..), он столкнулся взглядом с парнем, проходящим мимо школьного двора. Не школьник, определенно, но на плече висел рюкзак, и осматривал он двор с неким интересом. Сестра продолжала говорить, но Роман уже не слушал. Он смотрел на патлатого парнишку, ковыляющего мимо школьного двора, и не мог оторвать взгляд. Кожаная куртка, рюкзак, потрепанный вид, и не зажженная сигарета в руке.
- Роман? - с легким вдохом, поворачивает голову к сестре, все еще следит взглядом за парнем, и после мимоходом, едва не промахнувшись, целует сестру в щеку, передавая ей рюкзак.
- Удачного дня, милая. Я заеду после школы. - это произносится уже на ходу. Роман быстрым шагом, убрав одну руку в карман брюк, идет в сторону парня. За ним. Следом. Слегка сутулится, не отрывает от того взгляда. Достает сигарету, и нагнав его наконец, глухо спрашивает, не найдется ли огонька. У него есть зажигался, в верхнем кармане пиджака, но к черту ее, ведь Роману отчаянно надо зацепиться словом за этого парнишку. Кто он? Он видит его впервые. Не мудрено, конечно, сколько он и сам отсутствовал в Гластонбери? Но его тянет, и плевать, что сейчас за ним наблюдает с десяток пар глаз.
Как и в тот раз, на школьном дворе, несколько недель назад, Роман шел следом, не отрывая от Пакстона взгляда. На прежний манер, запущенная в брюки рука, другая крутит пачку сигарет в руках. Томный, тяжелый, почти что вязкий взгляд, скользит по по профилю лица Эйвери.
- Я думал тебе нравится, как я вожу, - с легкой улыбкой бормочет Годфри, останавливаясь у машины, цепляясь длинными, тонкими пальцами за ручку дверцы своего форда. - Ты даже пару раз не привязывался.
Ухмыляется, лукаво смотрит на Эйвери и уже после него садится в машину. Тихо закрывает дверь, почти бережно. Годфри любит свой автомобиль, любит скорость, особенно, после захода солнца. Бывали времена, когда в этой машине он и спал...а иногда, даже не один. Часто.Довольно часто. Здесь он прятался от голосов в своей голове. От тех самых, которые часто топил на дне стакана с виски. Смотрит на Пакстона, улыбается сам. Улыбка парня делает ухмылку Годфри еще шире и почти сияющей.
- Вдоль дороги, ты увидишь. Не хочешь пожить у меня? Тебе все равно ведь негде. - с тоном, которым обычно спрашивают "как дела?" или "как тебе нравится это блюдо?", вопрошает к Эйвери. Смотрит прямо ему в глаза, как заколдованный, все с той же томностью. Роман и так крутится вокруг Пакса слишком часто, и слишком близко. А предложение пожить у него, это почти добровольная привязка Эйвери к нему. Или его собственная к парню?
Роман не был первым, кто так отчаянно пытался пробить брешь в защите Пакса, но Эйвери не любил об этом вспоминать. Люди, словно пиявки, цеплялись, выкачивали силу и хорошие эмоции, а потом исчезали. В тюрьме тоже были любители поболтать, которые пытались вывести Пакса на хоть что-то большее, чем рассеянный взгляд. И дело было не в пафосе, которым было пропитано отношений Эйва к людям, совсем нет. Просто он не видел в людях для себя ничего интересного или ценного, как правило, они были пусты, а их мотивы прозрачны, как стекло. Но Роман Годфри был другим, его мотивов Пакстон понять не мог, и это вызывало в нем здоровую волну интереса. Именно поэтому Эйв аккуратно следил за Романом, изучал его, но все равно не подпускал к себе близко, не давал запрыгнуть в душу и наследить там. Ему это не было интересно.
- Я не люблю, как ты водишь, - качнул головой Пакс, бросая косой взгляд в сторону Романа. – Когда ты садишься за руль, ты думаешь чем угодно, но не головой.
Темнело, скоро наступит время, когда инстинкты Пакстона работали вовсю, когда он начинал жить, забывая о всем том, что не давало покоя. В ночи прятался страх, исчезала неуверенность, оставались только животные инстинкты и желание сделать что-нибудь безумное. Именно ночью Эйв тихо урчал, когда к нему могли прикоснуться, провести кончиками пальцев по кончику уха. Интересно, догадается ли Годфри о том, что ночью ему будет позволено больше? Эйвери выдыхает, подумав, что соседство с _живым_ ему не играет на руку. И ведь он не был тем, кто берет быка за рога, откровение – это не его стиль… Но позволить Роману играть дальше? А почему бы и нет? Ведь надо узнать, для чего Годфри так привязался к нему, не за красивые глаза же.
- С чего ты взял, что мне негде? – Эйвери нахмурился, когда понял, что парень серьезно предлагал им пожить, мать его, вместе. – И ты серьезно? Ты хочешь жить вместе? Не торопишься ли ты… котенок? – засмеялся Пакс, переводя взгляд на Романа.
Он видит, как расширяются глаза Годфри, но понимает, что это связано с чем-то иным, слишком поздно. Сильный удар. Эйв буквально чувствует, как что-то большое отлетает вперед, а машину ведет кренделями. Он нажимает на тормоза, удар о руль на несколько мгновений лишает сознания. Но все происходит так быстро, что Пакс приходит в себя почти в тоже мгновение, его лицо заливает кровь, но нос вроде бы не сломан. Сердце готово вырваться из грудины, прорвать кожу,мышцы, выломать ребра.
- Годфри, как ты? – выдыхает Эйв, хлюпая носом, размашисто вытирая кровь рукавом куртки. – Живой? Похоже, мы кого-то… кто-то кинулся нам под колеса. Я посмотрю…
Эйвери не глядя на Романа, выходит из машины, оглядывая пустынное шоссе. Лунный свет серебрит асфальт, ветер колышет тонкие ветви деревьев… Пакс ведет носом, ловя запах чего-то такого незнакомого, тяжелого. Только подойдя к телу сбитой девушки, он понимает, что так пахнет смерть. Даже не касаясь, он понимает, что человек умер, едва ударился о машину. Эйв вплетает руки в волосы, но почему-то не ощущает ничего, кроме безбрежного спокойствия. Ровно до того момента, как ощущает, что по ладони скребут чьи-то ногти, размазывая по коже подсыхающую кровь.
Он усаживается удобнее, чуть запрокидывая голову назад и упираясь теменем в кожаный подголовник кресла. Облизывает пересохшие губы, ощущая слишком явный привкус никотина на губах. Роман курит много и часто. Дымит, как паровоз. Но к этому едкому привкусу, остающемуся каждый раз, стоит ему выпустить сигарету изо рта, все никак не привыкнет. Этот вкус вяжет, делает среду рта неприятной, и хочется тут же чем-то прополоскать рот. Или выпить. Чаще всего он так и делал. В этот раз было так же. Годфри потянулся рукой ко внутреннему карману своего пиджака, и достал отцовскую флягу. Не сентиментальный вовсе ,но есть вещи, которые хранит с особым трепетом. Нет, не трясется над ними, но старается не ронять, не запускать и не потерять где невесть.
Откручивает крышку и делает большой глоток хорошего виски. В подвале фамильного особняка Годфри целый склад коллекционных бутылок вин, скотча. Дорогие, по пять сотен, а то и по целой штуке, хотя зачастую многим и того больше, долларов за бутылку. Он тягает из погреба то, что ему приходится по вкусу, и хоть мать и пытается иногда за это на него рычать, Роман почти буквально показывает ей средний палец, продолжая потихоньку убивать свою печень и укорачивать собственную жизнь.
Делает глоток, и еще и еще один. Сладко улыбается, упираясь затылком в подголовник, и тянется к магнитоле, увеличивая громкость звука в динамиках.
- Я просто знаю. - заговорчески отвечает, глядя снова на Пакса, и не успевает среагировать на обраненное Эйвери столь неосмотрительно "котенок", как фляга вываливается из его рук, он выставляет быстро левую руку вперед, вперив взгляд куда-то впереди себя, и не успевает сказать ни слова - все слоги словно проглатываются, и он лишь хватает ртом воздух, как выброшенная на берег моря рыба - как какая-то девушка, а это точно была девушка, Роман видел длинные волосы, и испуганные глаза, точно так же выставив вперед руки, будто это могло помочь, оказывается сбита его машиной. Тяжелый удар, и слышится треск лобового стекла, затем что-то хрустнуло, и после машина встала, как вкопанная. Роман ударился головой о бардачок, вывихнул кисть, и разбил губу. По виску текла горячая кровь, и в полу дреме, не соображая, что происходит, он пролепетал:
- Пакс, девушка...там...была девушка, - в горле стоит ком. В самый раз прокашлятся, но больно. Едва отталкивается от бардачка ладонью, снова упираясь, теперь уже затылком, в спинку кресла, и поджимая чуть колени, выдыхает, закатывая глаза. Больно. В ушах гудит. Рукой пытается нашарить ручку и выйти из машины, но не получается. Гул в голове стоит оглушающий, но что-то даже громче оного.
Крик. Пронзительный, злостный. Прямо в висках. Он морщится, корчится от боли, сгибается пополам, от чего перед глазами, и без того крепко зажмуренными, и вовсе темнее,а после как кровью наливается. Тяжело дышит. Ему не кажется, эта дрянь в его голове. Но как? Как так быстро? Она что...
- ...мертва? - вслух заканчивает свой вопрос, и снова корчится от боли, уже вытаскивая свое тело из машины. Дверь остается открытой, и прижимаясь спиной к машине, Роман дрожит. На улице тепло, даже более чем, но шок и неожиданность играют свою роль. Ему холодно, его тошнит и ужасно болит голова.
- Кто это? Кто это, Пакс? Она мертва?
Отредактировано Roman Godfrey (2014-02-01 17:15:48)
Он хватает воздух губами, жмурит глаза, ощущая прикосновения, чувствуя чужой гнев. Он молчит, не в силах ответить Роману, погруженный в чужое отчаяние.
- Как тебя зовут? – едва слышно спрашивает он, словно знает, что нужно делать. – Не бойся, пожалуйста, не бойся.
Некоторое время ничего не происходит, а потом он чувствует, как по его щеке скользит пальцы, вырисывовывая что-то похоже на… Вивиан? Пакстон задыхается от ощущения чужой близости, и это далеко не так приятно, это… ноющая, тупая боль. Эйвери оборачивается, осматривая Годфри, который выглядит далеко не лучшим образом.
- Похоже, она умерла мгновенно, - выдыхает он, присаживаясь на корточки и переворачивая тело. Лицо было разбито и стерто об асфальт, повсюду была кровь. – Я… она сама бросилась под колеса, ты это прекрасно видел.
Пакстон выплюнул кровь, нашел сигареты и прикурил, руки немного дрожали. Пока что он не сознавал, что только что убил человека, совсем девчонку, отнял жизнь у той, кто, возможно, только начал жить. На Романа было страшно смотреть. Не стоило, просто не стоило ехать к нему, но сейчас надо было решить, что делать с телом. Эйв недавно вышел из тюрьмы, второй срок мотать ему не хотелось, да еще за убийство, пусть и по неосторожности. Если они уберут тело, вряд ли кто-то заподозрит их, да?
- Надо отнести тело в лес, - сухо информирует он Романа, словно не замечая, что тот немного не в себе. – Нельзя ее здесь оставлять, но и сообщать об этом случае я не хочу, мне не нужны проблемы.
Ему кажется, что ветер стал сильнее, а небо стало еще темнее, но впервые игнорирует признаки того, что кто-то уж точно в ярости. Пакс поднимает труп на руки, пачкаясь в крови, но стараясь не замечать этого. Внутри было пусто, снова раздражающе пусто, будто не он несколько мгновениями дышал чем-то новым. Как-то глупо вышло, не этого он хотел добиться, не это вспоминать, когда станет тошно жить.
Лес встречает шумным звучанием, словно оживая в тот момент, когда кровь из раздробленного тела поливает землю, впитываясь и не оставляя следов. Пакс идет, не зная – следует ли за ним Роман? Не уехал ли он, испугавшись всего этого? Все, что Эйв понимал: тело надо скрыть так далеко, чтобы его нашли не скоро. Пакстон ощущал слабые, словно пытающиеся остановить его, смазанные прикосновения, но Вивиан была еще слаба и вряд ли на самом деле хотела, чтобы это тело кто-то нашел.
- Господи, Роман, заткнись, - рыкнул Пакс, когда нервный треп Годфри слушать стало невозможно. – Мы только что убили девушку, но не надо делать из этого концерт. Мы оставим ее тут, а сами уедем, приведем машину и друг друга в порядок, и никогда не вспомним больше об этом.
Он опустил труп на землю, жалея, что у них не было ни лопаты, ни других инструментов, чтобы избавиться от убитой. Пакс вытер руки о джинсы и подхватил Романа под локоть, утаскивая обратно к машине. Тишина, воцарившаяся в лесу, давила на виски, заставляла нервничать.
- Ты, кажется, приглашал к себе? Поехали.
Времена, когда он корчился на полу, обхватывая голову руками, и моля, постоянно долбя себе одно и то же, уже прошли. Остались позади. Оказались заметены снегами, сменяющимися ветрами и присыпаны слоями пыли. Он забыл, как бился в истерике, от постоянных головных болей. Как пил пригоршнями таблетки, а после просто пил, осознав, что алкоголь, пожалуй, лучшее избавление от чертовой боли и этих голосов в собственной голове. Чужих голосов, что не мало важно.
Он забыл. А потому сейчас, прислонившись спиной к машине, едва дышал. Он не слушал, что там себе под нос бормотал Пакстон. Было не важно. Важным был лишь визг в голове и пульсирующая боль в висках. Он обрел ладонью кровь, вытирая ее о свои штаны, и задержав дыхание, снова согнулся пополам. Фляга. Где она? Он развернулся, приоткрывая глаза, пытаясь разыскать чертову флягу, и жалея о том, что скорее всего виски вылился на пол или на сиденье. Так и было. Он подобрал флягу с пола, и потряс. Там еще были крохи спиртного, и запрокинув голову, да вливая остатки в себя, как несчастный, блуждавший по пустыне в поисках оазиса, мечтающий хоть о капле воды. Жадно глотает, беспощадно отбрасывает флягу на сиденье и теперь уже закрывает дверь форда, выпрямляясь.
Вивиан! - оглушительно проносится в его голове. Со вздохом, прижимая ладонь к виску, он жмурится. Стонет.
- Заткнись! Заткнись! Заткнись! - ему плевать, что это или кто. Ему глубоко плевать, почему именно сейчас, хоть в глубине души, где-то на задворках своего сознания, он понимает, что это не случайно ворвавшиеся призраки прошлого. Не те мучения, что были когда-то. Это новое. И это - вот сейчас. Этот голос в его голове - та самая убитая, сбитая его фордом, но управлял им Пакстон. Осознание того, что все это так не закончится, приходит к нему, но не до конца воспринимается самим Романом. Он снова выпрямляется, глубоко дыша, наполняя легкие ночным и свежим воздухом.
- Она... Вивиан, она... Что она тут делала? - голос хриплый, он едва сам себя услышать в состоянии. Кашляет. Горло дерет, словно он сам кричал несколько часов и вот теперь совершенно не в состоянии говорить. Кивает, соглашаясь.
Да, с телом определенно что-то нужно делать. Но Роман еще не готов. К черту щимящую боль, прорезающую всю его голову. Он привык. Раньше с ним это бывало часто. Плевать на ноющее запястье, стоит лишь неаккуратно повернуть руку. Он все думает об этом голосе в голове. Он много читал легенд, будучи подростком. Многие рассказывал своей сестренке, в качестве страшилок на ночь. Как старший брат, любящий брат, Роман не хотел этого, но Шарли всегда строила такие глазки, что отказать ей у парня просто не получалось. И то, что он помнит, говорило ему, что эта Вивиан просто обязана к чему-то прицепиться. Хорошо, если к телу, к лесу. К этому участку дороги, но если...
- Тачка. - он не заметил, как Пакс утащил тело в глубь леса, и оглянувшись, да снова обтерев рукой висок, бросился за ним. Едва не подскользнулся на траве, но сумел удержаться на ногах.
- Ее найдут! Пакс, ее найдут. Гластонбери, конечно, не столица Великобритании, но и у нас есть довольно яркие кадры в полиции. Ее найдут! У меня...ты мою тачку видел? Да все лобовое всмятку! - он размашисто шагает рядом, сверля Пакса взглядом. Даже в такой ситуации, бурча почти надрывно, он умудряется не сводит с парня взгляда. А ведь уже давно стемнело, и вокруг деревья, кустарники, всякие палки и..бог знает что еще! Роман едва не врезается плечом в дерево, но злостно отмахивается, и продолжает тащиться за Эйвери.
- А это не какой-то там додж, - он даже изменил тембр голоса. Твою мать, они только что сбили какую-то девчонку, а он волнуется о лобовом стекле своего форда! - Это Форд! Это Шелби Мустанг GT500, твою мать! Да лобовое стекло на эту машину...оо, ты даже не представляешь..
- Господи, Роман, заткнись, - Годфри даже встал как вкопанный, а вскоре и Пакс остановился, свалив тело девчонки на землю. Роман отвел взгляд, не желая смотреть на изувеченную чью-то дочь, возможно сестру, подругу. Что бы он делал, будь это его Шарлотта, и ее бездыханное тело вот так, кто-то бы тащил вглубь леса? Он сжал кулаки, не поморщившись от резкой тянущей боли в левом запястье,и взглянул на Эйвери, дернувшего его за предплечье.
- Нет. Я не повезу тебя к себе. Мать на дерьмо изойдется! - никогда не был примерным мальчиком, и не время думать о матери, но он дал заднюю, а это - первое что пришло ему в голову. Ему не хотелось тащить Пакса теперь к себе домой. Не хотелось, чтобы кто-то видел их сейчас вместе. На этой машине. Он готов поехать куда угодно, но не домой. Хотя, если разобраться, поместье Годфри сейчас было самым безопасным местом - туда едва ли кто-то явится. А если и так - мать перекусит глотки всем и каждому, кто посмеет стать между нею и ее мальчиком.
Убийца! - снова этот громкий крик в его голове. Он тормозит, упирается ладонью в ствол дерева, тяжело дышит.
- Пошла вон! Это он тебя сбил, а не я! Вот и ори ему на ухо! - открыл глаза, цепляя почти вслепую за Пакса, попытался выпрямиться, но подвернул ногу, и чуть не упав, схватил его за ворот куртки, интуитивно прижимая к себе, и ударяясь спиной о дерево. Глухо выдохнул, застонал.
- Тачка. Она привяжетса к моей тачке. Твою мать, Пакс.
Отредактировано Roman Godfrey (2014-02-01 18:34:16)
Пакс игнорирует момент с тем, что Роман, похоже, слышит эту девочку – иначе, откуда он знает ее имя? В конце концов, для этого города – обычная ситуация. А вот то, что они сбили девчонку и их могут найти, это хреново. Ну лобовуху они починят, но ведь будет подозрительно, если совпадет пропажа Вивиан и то, что они больше не ездят на мустанге Романа. Нытье и страх Годфри бесят невероятно, Пакс никогда бы не подумал, что его новообретенный друг так труслив, что едва ли не ссытся от ужаса, когда надо держать нос по ветру и не бояться, иначе все пойдет до ужаса хреново. Эйвери с тихим рыком ухватывает Годфри за шею, прижимая к ближайшему дереву, склоняясь к его лицу, так же залитому кровью – они похожи на двух староверцев, приносящих хвалу их единому Богу.
- Прекрати ссать, нам надо привести себя в порядок, а где ты это намерен делать? В автомастерской? Или заявиться в сортир на парковке с рылом, перепачканным в кровище?
Он отпускает Романа так же быстро, как схватил, пораженный мыслью, что теперь они уж точно никуда друг от друга не денутся. Когда кровь связывает людей – это навсегда, от этого не скрыться. Хотел ли Пакстон этого? Нет конечно, но теперь изменить ничего нельзя, разве что уехать из страны и сменить имя, но… глупости какие.
Он все еще ощущал прикосновения на коже, злые, больные, оставляющие следы – Вивиан была в ярости, но что он мог сделать? Да, он убил ее, но она сама выскочила на шоссе! Именно она выбежала под колеса машины, а Пакс просто не успел среагировать, он бы не смог вырулить – она бы все равно погибла.
Для Эйва стала неожиданностью близость с Романом, который за своим трепом не заметил, как поскользнулся и вцепился в него, прижимаясь всем телом, а под спиной так удачно оказалось дерево. Пакс выдохнул, всем телом прижимая Годфри к стволу дерева, ощущая его дыхание на своей коже.
- Слушай меня, Роман, слушай, - сейчас, когда Роман привалился к опоре, их лица были едва ли не на одном уровне. – Да, она привязана к машине, но сейчас мы ничего не можем сделать, нам надо немного прийти в себя. Мы едем к тебе, да-да, едем, с твоей матерью, если надо, я разберусь сам. Мы моемся… - взгляд Годфри напротив потемнел. – О боже, не вместе, успокойся!..
И вот сейчас открытие века: Эйв был бы не против оказаться в душе вместе. Хорошо, что сейчас много других забот, и он об этом не задумывается. Пока что. Интересно, Роман настолько же худощав, насколько высок? Пакс прячет неожиданную улыбку в уголках губ, будто стесняется этого. «Прости», - мысленно извиняется он перед Вивиан, зная, что она не услышит, но почему-то от этого стало легче.
- Я смогу договориться насчет машины, мы приведем ее в порядок, никто ничего не узнает, - торопливо говорит он. – Мой отец владеет автомастерской, он сможет подогнать нам новую лобовуху, все будет хорошо. И не надо больше сходить с ума, я виноват, да, но… Черт, что я мог сделать?
Пакстон поспешно отстраняется, когда контакт с Романом становится слишком долгим, слишком близким, а безумные глаза Годфри и вовсе прожигают дыру. Не стоит играть с огнем, а об такой и вовсе можно обжечься.
- Пойдем же, ну. Кровь стала высыхать, да и не дело стоять посреди леса рядом с трупом, тачку надо отогнать, вдруг кто поедет. Ты идешь?
Ему было тепло. Безмерно, несоизмеримо тепло. Надо же, ведь говорят, что когда вам не по себе, жизнь летит ко всем чертям, и все просто валится из рук, необходимо человеческое тепло. Так вот, прижимающийся к нему Пакс был тем самым теплом. Жужжащая, как чертова не затыкающаяся, назойливая муха Вивиан вдруг отошла на задний план. Он почти не слышал ее, хоть ту и разрывало от словоблудия. Подумать только, мертвые девчонки болтают еще пуще живых. Роман отметил для себя, что такого эффекта он добивается лишь с третьим-пятым стаканом горячительного, а тут и вовсе без оного обошлось. Удача ли? Он расслабился, опирается на дерево теперь по собственной воле, нежели чем по необходимости, ведь в порыве паники - его последнее безопасное, тихое место загажено, в нем поселился враг, и теперь никуда от этого не деться - едва не упал, больно ударившись о ствол высокой сосны. Интересно, а кожу на спине содрал? Если так, будет после больно. Он-то переживет, но сам факт...
Он почти не слышит, что говорит ему Эйвери, следит за тем, как движутся его губы, и приходит в себя лишь после того, как он что-то говорит про душ...раздельный. Самообладание и чувство юмора, весьма скверное в такие моменты, стоит отметить, вернулось к Годфри. Он выдохнул, обдавая жарким дыханием щеку Эйвери и проговорил:
- А я так надеялся... - нарочно томно, даже понизил голос на конце фразы. Был бы он на его месте, точно бы не остался равнодушным. Да и, собственно, находясь сам на своем месте, тоже, отнюдь, не равнодушен к такой близости парня. С чего бы? Ах да, точно. Согласно все той же статистике. Но хорошо, все ок. Он чувствует себя нормально, его не штормит, а гудящая паровозом девка отошла на задний план. Он почти умиротворен. Но стоит Паксу отодвинуться, направиться чуть вперед, прочь из леса, как голос девчонки, той дохлой девчонки, бомбой взорвался в его висках.
- Да твою мать!.. - он хватается за голову, снова складываясь пополам. Впервые жалеет, что не может видеть этих существ. Задолбали орать, разрывая голову на куски. Сил уже никаких нет. Особенно, после столь продолжительного перерыва. Перерыва, полного тишины и покоя.
- Я слышу тебя! Я, твою мать, не глухой! Ты мне голову взорвешь, сучка! - он злиться, но все быстро проходит, стоит Эйвери снова его коснуться. Твою мать, как подорожник к саднящей ране. Роман выпрямляется, тяжело дыша, но быстро приходит в себя. Катализатор? Чудненько. Ему нравится. Почаще бы так. Улыбается, снова возвращаясь в норму. Тянущая, разбитая губа не беспокоит, и не портит общий вид, даже запекшаяся на виске кровь как-то не очень беспокоит Годфри. Он еще ощущает его прикосновение, и опускает потемневший взгляд на его руку.
- А ты не дьявол, часом, сынок? Она прекращает выть, когда ты так делаешь. Не останавливайся, - это он произносит уже почти рядом с лицом Пакса, нарочно глупо, даже по-детски, подскочив к нему, и широко улыбнувшись, сам пошел вперед. На сей раз, уже Роман держал руку Пакса. И хрен ему, если попробует разорвать. Эта дохлая сучка, хоть они и виноваты, с ума его сведет. А ему еще за руль садиться.
- Поведу я. На сегодня с нас хватит происшествий. А я хоть и езжу не хуже Шумахера, но хоть не отправляю случайных людей на тот свет. - они вышли на дорогу. Форд был на месте, с открытой дверью водителя. Фары освещали то самое место, где Вивиан из человека стала призраком, и осмотрев тачку, Роман цокнул языком. Плохи дела: лобовое всмятку, бампер помят, номера в крови, даже на капоте форда остались вмятины и следы крови. Плохи дела. Он смотрит на руку, в которой сжимал, но довольно легко, руку Эйвери. Дилемма: ему же надо сесть за руль.
Вив, мне очень, очень жаль. Правда. Но мы не можем тебя вернуть и...я тебя слышу. Пожалуйста, не кричи. - он не знает, могут ли призраки слышать его ментальное обращение, но так или иначе, надеется на то. Разрывает эту их своеобразную связь и быстро усаживается за руль. Зачем-то смотрит в зеркало заднего вида. Роман знает, что там никого не будет. Никогда никого не было. Всегда лишь в висках, в самых глубинах его сознания. И вздыхает. Ждет, пока Эйвери закроет дверь и заводит мотор.
- Я даже не знаю, как ты выглядишь. И мне очень жаль. Правда, - он поворачивается к Паксу, облизывая губы и снова глядя на него таким тяжелым, пронзительным, почти гипнотическим взглядом. - Пристегнись. Ну или...схватись за что-то.
Коварная, даже наглая ухмылка. Шарли говорит, что когда он так улыбается, ей хочется курить, пить и плясать буги-вуги.
Пакстон знал, что чувствует Роман, потому что ощущал это и сам. Вивиан была где-то рядом, он буквально вздрагивал от прикосновений к шее, плечам, она даже царапнула его по щеке. Но Эйвери не боялся, совсем не боялся. Она могла свести с ума Годфри, но его сломать у этой девчонки не получится, даже несмотря на то, что именно он ее убил. Именно поэтому он взял Романа за руку, крепко удерживая его ладонь, ощущая, как живое тепло бьется где-то под горлом, ведь он так редко о ком-то заботился. Еще реже кто-нибудь нуждался в его помощи.
- Это самоубеждение, - грубо обрубает Эйв, но руки Романа не отпускает, потому что и ему, кажется, становится легче. Она больше не трогает Эйвери, словно стесняется того, что он ищет спасения у хозяина машина, которая ее погубила. Со стороны они выглядят странно: покоцанные, крепко связанные спасительным прикосновением, осоловело рассматривающие покалеченную машину.
- Конечно ты поведешь, - покорно кивает он, как привязанный следуя за Годфри, стараясь не смотреть на машину, которую он погубил. – Я почему-то не желаю сдохнуть, потому что, судя по всему, это никакое не спасение. Во всяком случае, Вивиан не понравилось.
Ему придется связаться с отцом и сказать, что у него проблема. Можно соврать, что они сбили лося или кого-то крупнокалиберного. Отец, конечно, не поверит, но у них будет отговорка, за которую можно цепляться, как за спасательный круг, ведь Эван не даст ему снова сесть в тюрьму, он же знал, что в прошлый раз виноват был Пейн. И теперь они обязаны ему полутора годами жизни, проведенными в застенках тюрьмы. Пакс выдыхает, чуть обеспокоенно стрельнув глазами в Романа: а если тот снова услышит голос Вивиан? Он послушно пристегивается, не сразу попадая застежкой в крепление, шепотом ругаясь, но, наконец, об опасности можно не думать. Они некоторое время сидят в машине молча, будто готовятся к чему-то ответственному, поэтому Пакс глубоко вздыхает, глядя на Романа, а потом кладет руку ему на бедро, крепко сжимая. Он ощущает тепло кожи даже через джинсы, но это в кои-то веки не отталкивает, поэтому он откидывается на сидение, продолжая прикасаться к Роману, будто ничего не происходит.
- И не надо так ухмыляться, - с закрытыми глазами он все равно видит, как тонкие губы Годфри дрожат в этой его гадливой ухмылочке. – Я делаю это не потому, что мне нравится к тебе прикасаться, я вообще не люблю людей, если ты не заметил.
Может быть, – только «может быть!» - Пакстон и соврал, и ему действительно необходимо ощутить человеческое тепло, чтобы не потеряться в мире мертвых. Каждый раз это приводило его в странную эйфорию, но никогда еще касания мертвого не были так злы и жестоки, но он понимал Вивиан – ведь он убил ее, разве может она испытывать к нему что-то, кроме ненависти?
- Как давно ты можешь их слышать? - глухо спрашивает он. – На что это похоже? Испорченное радио? Или как-то еще? Я… чувствую их прикосновения, словно холодное дуло пистолета проходится по коже, - неосознанно, но Пакс прошелся ладонью по напряженному бедру Романа. Сначала крепко гладя, а потом, словно опомнившись, легко касаясь, самыми кончиками пальцев. – Сначала мне было не по себе, но потом я привык.
Он кладет руку на его бедро, и Роман чуть ли не стонет. Приятно. Отворачивается, глядя в окно, в темноту ночи, и замечает в габаритном зеркале яркий свет - приближающийся автомобиль. Он мученически выдыхает, прикрыв глаза, но быстро находится, поворачивая ключ зажигания, и трогаясь с места, прямо перед носом у мчащегося авто.
- А этот урод точно запомнит мой форд, - глухо проговорил Роман, набирая скорость. Он любит свою машину. Любит скорость, любит, когда в салоне играет музыка, да так, что собственных мыслей не слышно. Но больше всего он любит водить в состоянии нестояния. Когда пульсирует всевозможность в висках. Когда ты - на гребне волны жизни. Когда все возможно, стоит лишь захотеть. В такие минуты, даже если призрак очень захочет, до почти отключившегося подсознания Романа ему не достучаться. Он часто бывает на автопилоте, когда вольет в себя определенный градус.
Приборная панель показывает скорость в сто двадцать километром в час, и растягивая губы в улыбке, он опускает взгляд на зеркало - тот огонек все еще позади. Отлично. Переводит взгляд на руку Пакса, тяжело дыша и задерживает дыхание.
- А я не человек. Да и ты, тоже. - пускай с опозданием, но таки отвечает он. Да, таких как он называют медиумами. Вроде бы, те же люди, да с пометкой, читать ниже мелким шрифтом. Разгоняет форд до ста шестидесяти, ловит на себе взгляд парня, и улыбается, еще куда более безумной улыбкой. Расслабляется, опускаясь в кресле, порою закрывает глаза, отрываясь от сознания на считанные секунды. Тянется рукой к магнитоле, включает подключенную к ней флеш карту, и запускает первый попавшийся трек. 2 Chainz ft. Wiz Khalifa – We Own It. Поворачивает голову в сторону Пакса, и с широкой улыбкой смотрит на него, совершенно не обращая внимания на дорогу.
- Они просто орут в моей голове. Помню, мне было лет десять, когда эта фигня началась. Я сходил с ума. Кажется, парочка живет в нашем доме. Но фляга, та самая, которая сейчас у тебя на руках, спасает от совершенного сумасшествия. - когда Пакс садился, он подобрал отцовскую флягу и опустил ее себе на колени. Взгляд Романа задержался на серебряной фляге, и когда на встречной появился автомобиль, он резко крутанул руль. Форд повело вправо, и уже через несколько секунд Роман крутанул руль влево, сделав пару резких и полных оборотов баранки. Машина свернула на едва заметную тропу. По днищу авто заскрежетали ветки кустарников. Эта объездная тропа давно уже заросла. Ну...почти. Но таким путем они быстрее доберутся до нужной дороги, не светясь своим лобовым в "паутинку" и скорее окажутся у поместья Годфри. Стоило бы подумать, что он скажет Линн, но плевать. От чего-то он уже знал, как и куда проведет Пакстона. Сегодня Шарлотта с ночевкой у подруги и ее комната свободна. С заднего дворика можно попасть к ней в комнату, а дальше и в его личную комнату.
- Они всегда орут у самых висков. Как будто разрядом по мозгам. - говорит тихо, не сводя глаз с дороги, и выключает фары, стоит выехать на дорогу. Форд Годфри знает весь город, не за чем еще привлекать к себе внимание фарами.
Неожиданный свидетель – это всегда плохо, Пакстон это знал на своем опыте. В голову неожиданно приходит мысль о том, что парня надо бы убрать, но Эйвери отгоняет ее, как назойливую муху. Кости ломит, боль сочится кровью из носа, больше не распирая сосуды, грозя порвать их к чертовой матери. Пакс с силой сжимает колено Романа, не сознавая, что может доставить ему дискомфорт, потому что собственная боль – точнее боль Вивиан – не дает ему возможности сосредоточиться. Сжимает зубы, когда пелена становится почти непрозрачной, широко распахивает глаза, будто они вот-вот покинут глазницы. Наконец, приступ проходит, и Эйв расслабляется, стараясь не терять контакта с Романом. Сейчас это становится почти навязчивой мыслью, ведь если они снова окажутся порознь, боль вернется, а терпеть страдания Пакс не любил.
- Ничего, люди редко придают таким вещам значение, - глухо бурчит он. – А если и заметит, то мало ли чем мы могли заниматься вдвоем в глухом лесу? У меня нет дома, ты живешь с матерью и сестрой… может, мы потрахаться заехали, - ухмыльнулся Эйв, представив себе эту картинку. – А машину разбили в порыве необузданной страсти, - совсем уже оскалился Пакс, стараясь спрятать отдающую безумием улыбку. – И да, я знаю, что мы не люди. Но, черт, кто тогда?
Музыка набатом бьет в уши. Пакс чуть морщится, потому что еще не отошел от приступа, но соглашается с тем, что тишина и только тихий звук машины – не лучший сейчас выбор. Интересно… Роман спасается от своего «дара» с помощью алкоголя, а что может спасти его от алкоголизма? Пакстон просто привык ко всему тому, что ощущает, но было ли это так же страшно, как слышать тех, кто так и не смог уйти до конца? Эйв вновь гладит бедро Романа, но на этот раз осознанно, медленно, скорее ласкающе.
- Знаешь, становится легче, когда я касаюсь тебя, - задумчиво говорит он. – Может, это что-то вроде взаимной защиты? Ведь ты тоже меньше слышишь ее, а значит…
Ни хрена это не значит, Пакстон. Он не любил людей, но ведь… черт, а ведь Роман – не человек. Простота этой мысли неожиданно радует Эйва, потому что нарушать собственные принципы он не любил, но это ведь способ их обойти? Пакс мягко гладит Романа через джинсу, останавливаясь слишком близко к паху, словно грея ладонь, задумчиво щурится на дорогу.
- Нам надо сделать так, чтобы твоя мать не увидела нас обоих в таком виде, - вздыхает он. – Черт, если приступ хватит меня при ней, вряд ли это будет удачным знакомством, как думаешь?
Он ненавидит мать. Конечно, если ей внезапно станет дурно, и она схватится за голову, то, разумеется, в его голове сработает какой-то рычаг, всегда побуждающий к волне волнения и беспокойства за Линн. Он всегда подаст руку, спросит, в чем дело и попытается помочь. Но как только эта темнота в ее глазах рассеивается, Роман теряет интерес. Жива -и ладно. Но ее темнота, та самая, сидящая в недрах ее души, никогда до конца не исчезает. И это закаляет Романа изо дня в день. Закаляет ее обращение, ее отношение к Шарлотте и то, как она вечно вьется вокруг него. Змеей, сцепляя кольцо своего хвоста все сильнее и туже вокруг его шеи.
Он морщится, думая о том, что сказал Пакстон, но мысли сами собой тянутся к неосторожно браненной шутке о возможной причине их остановки посреди леса поздним вечером. Он улыбается, широко, почти безумно, смотрит снова в зеркало заднего вида: позади никого, и на заднем сидении - тоже. Напоминает себе, что там никого и не может быть, но разочарование, волной, таки захлестывает. Он не помнит ее лица. Он помнит лишь эти выставленные вперед руки, длинные волосы, и страх. Она была напугана. Но не долго. Кажется, он видел ее глаза. А может, и лицо, но на доли секунды. Оно не отпечаталось в его памяти. Улыбка тускнеет и сходит на нет, и он отдаляется разумом от дороги, от ощущения скорости вокруг себя, от того, что так сильно сжимает руль. Он ощущает силу руки Пакстона, сжимающей его бедро. Вздрагивает нутром, когда пальцы парня замирают близ его паха. Кажется, он вздрогнул.. Ощутил ли Эйвери?
- Я предпочитаю думать, что мы кто-то больше. Кто-то...на ступень выше. Хотя дядя говорит, что это все чертова фамилия: завышенное самомнение, ни черта понятия о том, чего же я на самом деле стою, и гнилость внутри. Старый извращенец, - он смеется. Приглушенно, смотрит на Пакса в зеркало заднего вида, видит, как он закрывает глаза, как отводит взгляд, как сосредотачивается на чем-то, чего пока догнать Годфри не получается. Он давит сильнее на газ, и не слышит, действительно не слышит, как где-то там, в затылке, очень тихо, шепчет Вивиан. Она что-то говорит. Она пытается кричать, но чертова ладонь Эйвери на его бедре греет. Она даже ласкает. Роман поворачивает голову в сторону Пакстона, ощущая, как пересыхает во рту. Он не смотрит на дорогу, всего каких-то пара минут разделяет их от поместья Годфри. Тяжелый, вязкий, гипнотический взгляд, слегка приоткрытые, пухлые губы Романа. Он почти с дурманом в голове смотрит на мальчишку, который еще не так давно тащил на руках изувеченной тело девчонки, сбитое его фордом, и часто дышит. Резко тормозит, взглянув на дорогу, только потому что Вив удалось пробиться через чертов дурман в его голове.
- Твою... - он тормозит, вдавливая педаль тормоза до упора, и напрягается. Еще отчетливей ощущает руку Пакса на своем бедре, и когда машина полностью замирает, отнимает руки от руля. Одна ладонь касается запястья Эйвери, но он не торопится отнимать руку Пакса от своего бедра. Снова этот вопрос - надо же выйти из салона.
- Она пробивает эту брешь. Как думаешь, у этого, - он сильнее сжимает пальцы вокруг его запястья, давая понять, у чего "у этого", - есть свой срок действия? Или просто надо быть...не знаю, ближе?
Смотрит на парня, и ощущает щекотание где-то в своей голове. Чертова дохлая сучка. Злится, но смотрит на парня. Сильнее сжимает его запястье, а после резко отпускает, толкая дверь форда и выходя из салона. Дверь глухо захлопывается и Роман направляется к воротам с большой буквой G на них. Толкает ее, и сам разводит ворота по сторонам.
- Сядь за руль. Загоним тачку в гараж. - смотрит куда-то в сторону. На камеры. Надо будет после об этом позаботиться. Он сумеет. Он уже знает. Не раз прибегал к обману и шулерству. Не будь он Годфри, если бы не делал этого. Ждет, пока Пакс заведет машину во двор, а потом наклоняется к окну, постукивает пальцами по предплечью Эйвери. - Вон туда, - кивков указал направление, широко улыбнувшись ему, и после ринувшись назад, закрыт ворота. Чаще всего они открываются автоматически, но Линн пришлось распустить большую часть персонала после того, как выходки Романа перешли все границы. Он вернулся не так давно, но успел изрядно потрепать психику матери. Отплачивает той же монетой.
Он ждал Пакса у гаража, напряжен, притопывая ногой и убрав руки в карманы брюк. Сглотнул, когда увидел его рядом, и услышал отчетливый голос Вивиан в своей голове.
- Пойдем. Скорее, - хватает его за руку, крепко сжимая, и ведет в обход дома. Через пышный, но слегка уже запущенный сад. - Тут есть лестница. Попадем к Шарли в комнату. Ее нет дома, так что свидетелей не будет. И...будешь пялиться на мою сестру, - скорее в качестве предупреждения, в понятии "в общем", - я тебя убью.
Дергает его вперед, а после подталкивает к лестнице. Он пойдет первым. А Роман - следом.
В детстве Эйвери был тихим и неулыбчивым ребенком, который всегда старался остаться один на один со своими демонами. Если подумать, то самый нормальный из них четверых – Айра, который жил в собственном мире. А Пакс всегда боялся, что когда-нибудь он не сможет выбраться из этого омута, в который его втягивала сила, от которой никогда не было пользы. Но почему его не удивило, что и Роман оказался таким? Нет, никаких слухов не было, да и Пакстон не прислушивается к тому, что говорят глупые люди [живые]. Годфри и сам похож на призрака: худощавый и высоченный, с крупными чертами лица и большими безумными глазами, совершенно покоряющим взглядом. Если бы Пакс не был тем, кто не засматривается на людей, то он бы подумал о том, что Роман почти красивый в его представлении. Но Эйвери всегда был далек от физического, его влекла неизведанность…
Она переломалась вся, ее кожа стерлась об асфальт, обломки костей торчали, прорвы мышцы. Она была жива долю секунды после удара, но боль была такой яркой, что это ломает Пакса, заставляет чувствовать себя разбитым. Он уже вытер кровь, залившую лицо, но все равно проводит рукавом, стирая остатки.
- Большее? – эхом повторяет он, но Роман уже замолчал, странно поглядывая на него, словно сейчас их связывало нечто такое, что просто так потом не разорвать. Эйв выдохнул, понимая, что и сам сейчас не хочет бежать. Он убил человека, но ощущения печали не было, даже вина не накатывала на него, хотя раньше Пакс действовал согласно морали. А теперь что?
И Роман не помогает ему определиться с выбором модели поведения, хотя Пакс не может дать себе отчета в том, что происходит, решив поиграть в Скарлетт О’Хара: подумать об этом позже. Вместо этого Эйвери едва ли не стукается мордой о приборную панель, хорошо, что Роман заставил его пристегнуться, иначе бы его многострадальный нос получил бы еще одну травму.
- Блять, не мешок с картошкой везешь, - выдохнул он недовольно, но запнулся, когда поступила мысль о том, что они могут быть ближе. – Я не знаю, но думаю, что скоро нам станет это известно. Хотя, я бы не хотел этого, - последнее Эйв пробормотал себе под нос.
Вновь садиться за руль этой крошки – изуродованной и разбитой – немного страшно, но Пакс ощущает, как Годфри нагрел сидение, его тепло на руле, и почему-то с этим становится можно смириться. Эйв недоверчиво хмыкает, но загоняет машину, уже сейчас примерно подсчитывая фронт работ, которые придется провести с этой крошкой, чтобы хотя бы отчасти вернуть ей жизнь.
Рука Пакса привычно сжимает ладонь Романа, словно именно для этого он и был рожден (как бы глупо это ни звучало), и Эйв покорно следует через сад за Годфри. На самом деле, он рад, что он не может видеть Вивиан. Интересно, она и призраком так же изуродована, как было ее тело? Или призрак – это просто душа, не перенимающая состояние оболочки? Эйвери фыркнул на предположение, что он может засматриваться на сестру Годфри. Он вообще не помнил, нравились ли ему когда-либо девушки или нет. Разве что Руфь… Но это была особенная глава его жизни, еще до тюрьмы. Черноглазая цыганка почти сломала его мировоззрение, обожгла кожу своим дыханием, а потом вырвала ему сердце, когда скрылась вместе с табором, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний.
- Не волнуйся, я скорее засмотрюсь на тебя, чем на твою сестру, - фыркнул он, оборачиваясь и подмигивая.
Он хотел сказать что-то еще, но внезапно тень перегородила дорогу, а потом выросла фигура женщины, которую Пакс ранее никогда не видел, но почему-то сразу догадался, что это Линн Годфри. Кажется, у них проблемы.
Глупые шутки, взгляды, со стороны Романа даже как-то тяжелые, почти томные, вязкие. Это чертово рука в руке. Роман подталкивает Пакса к лестнице, и идет следом. Он чувствует металлический запах крови от его рук и волос, да и у самого кровь по виску размазана. Кажется, даже на губе запеклась. Идет следом, не сводя глаз с шеи Эйвери и глухо ударяется грудью о его спину, когда тот замирает перед самой дверью.
- В чем дело?.. - отрывает нехотя взгляд от Пакса, а после закатывает глаза, заметив мать. Картина Репина. Приплыли. Скрюченными пальцами чешет нос, глядя куда-то в сторону. А после хватает Пакса за бедро, так чтоб не видела маневра мать, и притягивает чуть к себе, словно пытаясь урезонить его, прежде чем с губ Эйвери сорвется хоть единственное слово.
- Мам, а что ты тут делаешь? - наглая ухмылка, плотно стиснуты губы. Он смотрит на Линн так, словно ничего не происходит. Будто бы он не крадется через лестницу, со стороны сада, как вор, и не тащит с собой мальчишку, столь неприятного Линн. У них как-то был разговор на счет Пакса, и мать была весьма и весьма недовольна. Он не понимал почему, да и не хотел. Чхал он на мнение этой суки. Ей бы хороший трах совсем не помешал - слишком нервная.
- Что это вы тут делаете? - ее вы было красноречивым. Она смотрит на Романа, но он-то знает, что взгляни она на Пакса, и этот взгляд будет полон уничижения и ненависти. Отвратное зрелище, если честно. - Почему вы крадетесь как два вора, и что с вами случилось? Роман, милый, ты весь в крови. Вы... во что-то влипли?
Линн отличалась от других матерей. Она не допускает варианта, что они могли подраться - не обязательно друг с другом. Просто подраться. Она сразу просчитывает вариант куда более тяжелых последствий, и ее шестеренки крутятся на предмет "как сохранить имя семьи чистым". Что ж, относительно чистым, ибо фамилия Годфри уже давным давно не так чиста, как когда-то. Как до смерти Джейка. Как до того, как Линн стала Годфри.
- Ага. Мы на шоссе сбили девчонку, а потом потрахались рядом с ее трупом. Вот, идем отмываться. А через парадный...знаешь, я бы запачкал наш паркет. А ты и без того мегера несносная, а представляешь, чтобы было...
- Довольно, Роман! Я сыта твоими колкостями и грязным языком. Ты бы и его помыл тоже! -Линн отступает, оказываясь на балкончике Шарлотты, позволяя Паксу пройти вглубь комнаты, а после останавливает сына.
- Роман, мне он не нравится.
- А мне - очень даже. У него такой сбитый зад, и.. - он не успевает договорить, как слышится звонкая пощечина, и он, прикрыв глаза, замирает. Щека горит, но Роман не шевельнулся. Не издал ни звука, и довольно быстро вновь с вызовом взглянул на мать. - И он еще тугой, но вообще...
Снова пощечина. Роман сглотнул, вновь смотря на мать с вызовом. Интересно, сколько раз она сможет отбривать его наглость пощечинами?
- ...я собирался лечь под него, так что...
Очередная пощечина, и Роман замолкает. Линн разворачивается и уходит вглубь комнаты Шарлотты, туда, где пару минут назад ушел Пакс. Роман сглотнул, облизнул пересохшие губы, и ощутил свинцовость на языке - губа снова начала кровоточить. Облизывая ее, почти обсасывая, слизывая сочащуюся кровь, Роман прошел в комнату, где его ждал Пакстон.
- Она у меня чудо, не так ли? - саркастично улыбается. От того томного и темного взгляда ничего не осталось. Годфри проводит пальцами по губе, вытирая кровь, а после облизывает пальцы. Идет прочь из комнаты сестры, и ждет, что Пакс пойдет за ним следом без дополнительного приглашения. Толкает рукой свою дверь, и зажигает свет. Стягивает пиджак, и бросает его куда-то на пол, подталкивает его ботинком, и после на ходу разувается. Он зол. Он в бешенстве. Все еще полизывает кровоточащую губу, и развернувшись к Пакстону, начинает расстегивать рубашку.
- Чего стоишь? Раздевайся, принцесса.
Это было неприятно. Мать Романа сильно отличалась от той женщины, что воспитала самого Эйвери. Мурроу была той, кого боялся даже огромный муж, но при этом она всегда уважала чужое мнение и никогда не ставила во главу угла собственный интерес. Пакстон рефлекторно хотел было защитить Годфри, сказать ей, что он не обязан нравиться ей, главное, что он нравится самому Роману, но… Черт, что это за мысли такие? Эйв проскользнул в комнату, оставляя сына наедине с матерью, испытывая странное угрызение совести.
Но при этом он прекрасно слышал то, что говорил Ром, и ухмылялся, понимая, что отторжения эта провокация – провокация ли? – у него не вызывает. И это при том, что геем он не был, мужчины, как правило, не вызывали у него влечения, но… Опять это чертово «но»! Собственная готовность сделать что-то необычное заставила Эйва резко выдохнуть, он прошелся по комнате, словно тигр в клетке (как избито!) и остановился, выжидая, когда Годфри зайдет.
- ...я собирался лечь под него, так что..., - слышится голос Романа, а за ним еще один звонкий удар, посылающий волну ярости. Пакс закусил губу, с силой проводя пальцами по лбу, царапая кожу короткими ногтями. О господи, да это же безумие, чистое безумие!
Эйвери поспешно следует за слышащим, буквально всем телом ощущая его бешенство, внутри что-то скручивается в тугой узел, сладко пульсирует и набухает. Становится сложно дышать. Из-под челки он следит за раздевающимся Романом, отмечая, что видок у него тот еще. Почти двухметровая дылда, перепачканный кровью, не вызывает отторжения, глаза Эйв темнеют, наливаются жадным вниманием, которое он маскирует за осмотром комнаты.
- Ты хочешь исполнить то, что сказал своей матери? – сухо интересуется он, хотя внутри что-то бухает. - Или пойти в душ вместе? – одна эта мысль вызывает кривую усмешку. - У тебя найдется лишняя одежда? Хотя, конечно, вряд ли что-то подойдет мне, придется кутаться в простынь…
Пакстон намного ниже Романа, к тому же более крупный, не такой жилистый и собранный. Пакс хмурится, но послушно стягивает с себя рубашку, пропитанную кровью, отмечая, что на коже остался светло-алый след, который уже неприятно начало стягивать.
- Твое предложение пожить у тебя остается в силе? – как бы невзначай, но напрягаясь, ведь после такого это звучит странно. Да и все это почти желание прикоснуться сводит его с ума. И это даже не рефлексия, Пакстон не привык загоняться на такие темы, но ощущение неправильности происходящего выводило из себя. - Так мы можем проверить… что именно нужно для того, чтобы нас больше не волновали эти чертовы потусторонние силы, – он расстегнул джинсы, но стягивать их не стал, подходя к Роману и глядя на него снизу вверх, улыбаясь совершенно очаровательно. - Вот ведь странно… Раньше, во время приступов, меня касались, но это вызывало только боль, а теперь я чувствую, словно меня поддерживают и не дают сорваться в этот мрак. Это ведь не просто так, не может быть «просто».
Эйвери проводит кончиками пальцев по обнаженной груди Годфри, задумываясь о том, что может увидеть Вивиан, пытаясь до них достучаться. Задержав дыхание, словно собирается нырнуть с головой, Пакс приникает к Роману, обнимая его за талию.
Годфри привык к тому, что так можно. Можно огрызаться, делать все наперекосяк. Он привык к тому, что мать - безумно любящая его, едва ли не повернутая на нем, - все равно никогда и ничего не сделает сыну серьезнее, чем пара пощечин и повышение голоса. Могли быть еще угрозы, но ему уже давно стукнуло двадцать один. Он законный наследник, и эта ересь с "оставлю тебя без пенни" уже не действует и не устрашает. Особенно после того, как он узнал, что они с Шарли - единственные наследники, и покойный отец не оставил Линн ни цента. Разумеется, Роман был так благороден, что оставил матери право проживать в доме и распоряжаться деньгами Шарлотты, пока той не стукнет восемнадцать, и она не скажет свое слово самостоятельно.
Он постоянно выводил ее из себя. И все то, что произошло на балконе - лишь подтверждение. Он нарочно ее злил. Задевал за живое, говорил с явным хамством и то, чего бы она не потерпела. О, нет-нет, мать не была гомофобом, но такие шуточки от сына, который, как она знала, развлекся не с одной барышней, да даже в этом доме, выводили ее из себя. А еще больше, когда этот патлатый паренек с темным прошлым кружил рядом. Она же не знала, что сам Роман не отходил от Пакса дальше, чем он сам себе позволял отойти.
Он стянул рубашку, бросил ее куда-то, даже не глядя, и облизал снова губы, собирая языком оставшуюся кровь. Вроде бы перестало, хорошо. Он опустил руки, и совершенно не двинулся, когда Пакстон подошел к нему почти вплотную и коснулся его торса. Роман не напрягся, но не удержался от волны удовольствия,и, кажется, снова предательски вздрогнул.
- Если бы я выполнял все, что говорю матери, то давно бы уже умер раз пять или был бы пожизненно приговорен к тюремному заключению. - подумал, Годфри добавил. - В одиночной камере.
Это действительно было так. Еще во времена своего обучения в школе, Роман натворил много дел, за которые стоило бы его, как минимум, на пятнадцать суток упрятать в СИЗО. Но власть матери и ее подавляющая всех вокруг аура, всегда вытягивала Романа из неприятностей. Даже, когда тот самостоятельно ввязывал себя в них. Упорно и с особым мазохизмом.
Кончики пальцев Пакстона были немного прохладные. Мурашки табуном расползались по всему телу Годфри, но он по-прежнему не двигался с места. Ему даже захотелось, чтобы стерва-мать оказалась сейчас за дверью его комнаты. Приоткрытой дверью. Чтобы увидела и, может быть, сошла бы с ума. Жизнь в поместье - как сидеть на пороховой бочке, зная, что поднимешься, и она рванет. Но несмотря на это, Роман так и норовил встать. Да отбежать подальше - чтобы бабахнуло покруче.
- У нас есть гостевые комнаты, - спокойно, глядя на него, не отводя взгляда, - а вообще у меня двуспальная кровать. Мягкие подушки, и просторная ванная..
Размеренно дышит, смотрит на Пакса и ощущает волну желания. Пока не в состоянии об этом думать. Губы чуть приоткрываются, взгляд тяжелеет, темнеет, наливается его привычной глубиной и тягучей жадностью. Жадностью до Эйвери. Неуверенные объятия парня ввергают Романа в состояние почти равное аффекту. Он, не зная что делает, запускает руку в волосы Пакстона, и сжав пальцы, чуть тянет его за волосы, заставляя поднять голову, и посмотреть на него. Тяжелый, гипнотический взгляд, и еще чуть-чуть и Роман увидит свое отражение в глазах Пакстона.
- Еще ближе? - он чуть наклоняется к его лицу, останавливается в каких-то миллиметрах от его губ, и внезапно делает глубокий вдох. Ощущает его запах, закрывает глаза, и чуть сильнее сжимает пальцы в его волосах. По телу проходит волна дрожи, и уж ее-то Пакс ну никак не мог не ощутить. Роман касается губами его шеи, опускается к ключице, а потом внезапно отстраняется, и разворачиваясь, идет в душ. По пути раздевается, оставшись абсолютно нагим. Нагота никогда его не смущала. Ни перед кем и ни с кем. Отодвигает шторку и становится под струи воды. Делает воду чуть горячее, и упирается ладонями в стену.
- Меня устраивает и простынь, знаешь ли. - на губах играет скотскя улыбка, а глаза плотно закрыты.
Что если болезненные прикосновения Вивиан заменят жадные и сильные пальцы Романа? Может ли Пакс допустить эту мысль для своего незашоренного, но неопытного сознания? Он видит, что нравится Годфри, тот желает его, но разве это было то, что было необходимо Эйву? И он не успевает толком отреагировать на слова о кровати, когда кожу обжигают мягкие губы, посылая волну дрожи по телу, заставляя внутри все гореть. Член сладко наливается возбуждением, приводя Эйва в шок – никогда от простого прикосновения губ не возникало такого… такого волнения? Такого безумия? Эйв тянется к Годфри, ему отчаянно хочется понять, что с ним происходит, но тот освобождает его и устремляется в ванную, обнажаясь.
О боже..
Это не смущение, почему-то после пережитого внутри остается только желание стать чистым, смыть с себя усталость и смерть. Он имеет на это право, не так ли? Эйв всегда был хорошим мальчиком, несмотря на полтора года тюрьмы, он оставался спокойным и тихим, не склонным к опрометчивым поступкам. Но сейчас все летело к черту, и почему-то Пакс был совершенно не против.
Он быстро стягивает джинсы и белье, тихо выдыхая, ненароком соприкасаясь с горячей нежной кожей, стараясь не трогать себя. Чужой дом, всего минут сорок после того, как он убил девушку, а он не может думать ни о чем другом, кроме как о губах Романа, которые касаются его кожи. Пакстон прислоняется к косяку, рассматривая ладное тело своего… друга? Крепкие ягодицы притягивают взгляд, изящный изгиб талии, более или менее широкий разворот плеч.
По коже проходит волна мурашек, когда он неожиданно ощущает холодные пальцы на шее – лишь легкое прикосновение, но оно заставило сердце Пакса пропустить удар. Вивиан. Эйвери, словно ужаленный, забирается в ванную к Роману, набирает пригоршню воды и плещет себе в лицо.
- Хорошо, простынь так простынь, не страшно, – ухмыльнулся он. – Я не гей, Годфри, – уже серьезнее говорит он. – И никогда им не был. Но… черт. Зачем ты это делаешь со мной?
Пакс, глядя в бесстыжие глаза Романа, погладил себя, демонстрируя, что, черт возьми, не остался равнодушным к его близости. На его коже все еще были следы крови, которые смыть сразу не удалось, прикосновения Вивиан четко ощущались на шее, ребрах, даже внутренняя сторона бедра – везде она оставила свой отпечаток, пометила своего убийцу.
- Она здесь или это уже паранойя? – глухо, ощущая, как наливается усталостью тело, как под темным и совершенно невозможным взглядом Романа внутри что-то ломается. Что вообще творится с его жизнью, если все, чего он сейчас хочет – чтобы Годфри прекратил есть его глазами и дал волю рукам?
Он спокоен. Никогда он еще не был так спокоен. Трезв и спокоен. Казалось, это состояние уже близкое к мифу. Даже в Лондоне с ним случались моменты беспокойства и сумасшествия. Когда какой-то внезапный призрак заползал к нему в голову, чтобы дать о себе знать. Здесь же, в Гластонбери, все ухудшалось, а стоило переступить порог дома, как призраки словно обезумели: им всем надо поговорить. Высказаться. Навестить сознание Романа, взвинтить его до небес. Устроить маленький такой атомный взрыв. А гриб от оного после затуманит его разум и все - пиши пропало.
Он слышит только шум воды, бьющей по спине и плечам. Подставляет лицо под струи, обтирает ладонями разбитый висок, снова проводит пальцами по губе. Саднит, но едва ощутимо. Он слышит, как где-то там, далеко, за шумом воды, говорит с ним Вивиан. Она что-то лопочет, но Роману плевать. Он не слышит. И это прекрасное, опьяняющее ощущение. Как знать, может он найдет себе новый вид зависимости? Избавления от голосов в своей голове. Губы еще горят от прикосновения к коже парня, но крышу не снесло. Удивительно, но и возбуждение почти спало.
Он не слышит, как Пакс оказывается рядом. Не слышит его вплоть до момента, как тот начинает с ним говорить. Роман снова облокачивается на стену руками, закрывая глаза. Улыбается. Когда Пакстон заводит разговор о том, гей он или нет, Роман опускает руки, прислоняясь виском к потеплевшему кафелю, и смотрит на друга. Его глаза ничего не излучают. Спокоен, умиротворен. Лишь тягучесть все еще с ним. Наверное, его природное.
- Но ты об этом думаешь. Черт возьми, мужик, ты стоишь рядом со мною и, черт возьми, но ты так рад меня видеть! - он опускает взгляд ниже, и хватает секунды, чтобы ничего не выражающий и не говорящий взор налился томным желанием. Годфри все еще улыбается, все той же гаденькой ухмылочкой, но вот его глаза... Он поднимает одурманенный взгляд на Пакстона, а после отталкивается от стены. - К слову. Я тоже - не гей. Но разве это что-то меняет, если у тебя стоит на меня, а я, кажется, хочу тебя?
Шаг в сторону, и он сгребает Пакстона в свои объятия, прижимая его спиной к кафелю душевой. Прислоняется к нему торсом, касается кончиками пальцем его предплечий, плеч, ключиц. Он чувствует возбуждение, ощущает, как крепнет и его собственный член. Пересохшие губы горят и Роман облизывает их, не сводя глаз с губ Пакса. Совершенно одурманенный вид. Он похож на безумца, перед которым марево его желаний. Пальцы скользят по его шее, ближе к скуле. Роман сильным толчком вжимает парня в стену, обхватывая ладонью его лицо и чуть нажав большим пальцем на подбородок, заставляет приоткрыть рот. Впивается в губы Эйвери поцелуем, и тут же пускает в ход язык. Влажно, горячо. Так необходимо. И если рядом и есть Вивиан, то ее слишком мало, слишком неощутимо. И это устраивает Годфри. Целует его с куда большим напором, заводясь сильнее. Пальцы другой руки скользят, едва ощутимо, по торсу Эйвери, и руки замирает у его паха. Он разрывает поцелуй, гипнотизируя Пакса своим взглядом. Наглая ухмылка снова на губах, и в ванной тихо, нет ничего, кроме бьющихся набатом сердец и звука ударяющей струи воды о ванну.
Когда он только приехал в этот город, Эйвери был потерян, устал и хотел новой жизни, в которой не будет тюрьмы, чужих людей и косых взглядов. Он устроился на работу, чтобы было на что жить, а по ночам рисовал комиксы, таскался по городу, растрачивал свою жизнь зазря. А потом появился Роман, который преследовал его, но Пакс не желал его прогонять. Сначала делал вид, что не замечает, потом начал разговаривать, а потом и вовсе проникся к нему симпатией.
Но он не ожидал этого, правда. Пакс вообще не представлял, чем все это закончится, думая, что этот парень никогда не станет кем-то близким – интересным? Прикосновения Романа вышибают из него касания Вивиан, он сам не замечает, как покорно приоткрывает рот, позволяя углубить поцелуй. Как выгибается, стараясь прижаться ближе, ощутить полнее. О господи, не введи во грех!
Именно поэтому он разочарованно стонет, нарушая тишину, когда Годфри со своей привычной ухмылкой оставляет его, не касаясь его совсем чуть-чуть. Эйвери открывает глаза, встречаясь взглядом с искусителем, понимая, что он балансирует на самом краю.
Ему предстояло за краткое время решить: готов ли он к такому? Сможет ли принять то, что хочет этого парня с отвратительным характером, а не какую-нибудь милую Руфь-2? Но ведь не обязательно, что между ними что-то будет, а сейчас так нужно ощутить чье-то тепло, пусть и почти такого же безумца, как он и сам.
- Нет, Роман, это ничего не меняет, – сглатывает, облизывает губы, ощущая, как начинает кружиться голова. - Совсем ничего, черт тебя возьми.
Эйвери качнулся вперед, вновь возобновляя их поцелуй, вылизывает его рот, оплетая руками шею Романа, покачиваясь бедрами, чтобы отереться о его ладонь. Никогда еще он не желал так спрятаться за чужим желанием, убежать от холодных пальцев мертвеца, ощутив тепло настоящего человека. Роман такой высокий, худощавый, совершенно безумный, но к нему тянет яростно, совершенно невозможно.
- Роман, ох… – он глухо стонет, толкаясь в ладонь, ласкающую его, подставляясь под жадные нетерпеливые поцелуи-укусы.
Он отвечает на каждый поцелуй, лезет целовать сам, даже когда дыхание срывает в нули, потому что сейчас это кажется самым нормальным и желанным на свете. Пакстон еще не уверен в том, что нужно делать, он еще не было с мужчинами, но ответно скользит ладонями по телу Романа, лаская, разминая мышцы.
Если вы хотите узнать что-нибудь о Романе Годфри, остановите любого человека на улице, и спросите, кто такие Годфри. Первое, что вы увидите на их лицах - отвращение, немного ужаса, не желание говорить на эту тему, и, после коротких раздумьев, вы сможете услышать короткое, но объемлющее "кодло". Змеиное кодло. Отродье иродов. Люди, которые ненавистны чуть ли не всему Гластонбери. Что же, в этом есть смысл. Линн всегда была той еще стервой. А Джейк, единственный уважаемый некогда представитель семейства Годфри, связался со змеей, и в итоге, пал (по слухам) от ее яда. Но прежде, его имя оказалось запятнано не меньше, чем сама репутация Линн. О Романе хотят говорить еще меньше. Его просто презирают. Но меж тем, никто не пытается с ним связаться. Не лезут в драки, не переходят дорогу. И едва ли тут всему причиной только его имя, и лютость Линн. Этот взгляд...он много слышал баек о том, каков он. Всегда кривовато улыбался, и в некоторых случаях- использовал байки в своих целях. В качестве усмирения. Особенно, когда это поможет Шарлотте. Правда, она обычно одаривала его таким взглядом, будто он только что сказал малолетке, что Санты не существует.
Поэтому тот факт, что рядом с ним был человек, который, во-первых, был не против с ним общаться, а во-вторых, не пытался сбежать, уже о многом говорило. И то, что он так велся на него, вызывало в Романе неописуемое удовлетворение и бурю эмоций. Как знать, может быть у Пакстона свои цели, но в данный момент, когда его член колом стоит, демонстрируя его расположение, и он сам так и тянется к нему, Годфри плевать, что там у него в голове, главное, что его собственная - принадлежит только ему, и ни одна мертвая душа не оказывает сейчас на него влияние.
Он-таки обхватывает ладонью его член, бережно сжимает и медленно начинает двигать рукой. Пакс сам его обнимает, возобновляет поцелуй, и, тысяча чертей ему за пазуху, если это действо не наполнено настоящим желанием! Роман отвечает, с готовностью, но и все же с какой-то долей отрешенности. Он позволяет Эйвери самому упасть ему в руки, чтоб уж после сказать "а чего ты повелся-то, раз я такой мудила?". Он знал, что так будет. Будет момент, когда Эйв скажет что-то типа "да на фиг ты мне сдался?!", и Роману придется отбивать этот мяч. За годы одинакового сценария, уже как-то выработалась стратегия и привычный словарный запас, на такие случаи, был высечет у него в подкорке.
Никогда не задумывался об ориентации, попросту не натыкался на таких, как Пакс. На тех, к которым тянет, с которыми интересно даже тупо молчать в полной темноте, ощущая плечом друг друга. Глупости из разряда подросткового, девичьего бреда, но это же так возбуждает. Он не ощущает Вив, не ощущает ничего, даже холодеющие струи воды, и лишь прижимает его к себе ближе, куда быстрее и с большей отдачей работая рукой, и покусывая его губы, захлестываемый волной страсти.
Постанывания Эйвери ввергают парня в экстаз. Он изредка улыбается, не разрывая поцелуй, и в какой-то момент срывается, разворачивая Пакса к себе спиной, и довольно резко вжимая его в кафельную стену. Его ладонь оказывается рядом с его лицом, упирающаяся в кафель, а другой он крепко вжимается в его бедро, прижимаясь к нему членом, и чувствуя, как в голове срабатывает предохранитель.
Сглатывает, все еще прижимая его к стене, но уже начиная соображать. Анализировать. Во рту пересохло. Прохладные струи бьют по плечам, и проморгавшись, Роман выдыхает.Чуть отшатывается, и не говоря ни слова, убирает руку от Эйвери, но все еще находясь в непосредственной близости от него.
- Мы так и не поели, помнишь? - голос тихий, немного хрипит. Не сосредоточенный взгляд огибает его тело, задерживаясь на сильных руках и сбитом заду. - Ты ведь хочешь есть?
Прижимается снова торсом к его спине, и касается губами его шеи. Обе ладони теперь оказываются на его животе, и хищно ухмыльнувшись, Годфри опускает ладони,мучительно медленно, ниже. К паху Эйва.
- Или ты хочешь сначала кончить? Кстати, если ты слышал, сначала я собирался трахнуть тебя, если ты, конечно, не против, - он улыбается, вряд ли уже говоря в серьез. В серьез сейчас. Хотя, как уже можно воспринимать все в шутку, когда они оба голые, в душе, после того, что произошло на шоссе, да и еще только что буквально пожирали друг друга, электризуясь от каждого прикосновения?..
Он обхватывает рукой член Эйва, и ухмыльнувшись, кусает его за плечо. Другой ладонью опускается по его бедру, крепче вжимаясь в его спину торсом.
- Оставайся у меня. Тебе все равно некуда идти. Я же знаю. Обещаю не приставать ночью, - губы скользят по шее, так близко к его уху, он выдыхает, обжигая его своим дыханием, а рука размеренно ласкает член Эйва. Роман хочет, чтоб Пакс кончил, но если тот его прервет - Годфри не обидится. Ведь то, что сейчас делает Роман - чистая провокация. И как он смог сам остановиться?
Это, черт, возьми похоже на падение. Когда ему было двадцать два, он оказался в застенках, где были совсем другие законы. Тогда он боялся, что кто-то может позариться на его задницу, старался казаться невозмутимым и злым, способным на месть, но сейчас все было совсем по-другому. Сейчас было желание понравиться, неосознанное и даже в какой-то мере глупое, оно шло откуда-то из глубины, поражая Эйва, потому что так давно не было ничего похожего. Ванна расплывается перед глазами, дышать становится тесно и почти больно. Пакс протестующе ворчит, когда его перестают целовать и разворачивают лицом к стенке, заставляя упереться в нее руками.
Наверное, это должно быть унизительно, но ничего подобного Пакс не ощущает. Наоборот он наслаждается прикосновениями, но Годфри вновь ведет какую-то непонятную игру, оставляя его. Эйв недовольно рычит, но не меняет позиции, выжидает, что Роман передумает.
- Я не голоден, – мотнул головой, понимая, что его мучает совсем другой голод, который он не в силах утолить, просто наполнив желудок.
И вновь жидкий огонь по венам, стоит только этому чертовому дылде прижаться к нему, приласкать, удивительно чувствуя любимый темп Эйва. Он гортанно постанывает, стоит только Роману вернуться к нему. Готов ли он лечь под него? Это ведь унизительно, наверное, становиться чьей-то подстилкой. Тем более он все еще мужчина, разве нет? Пакстон помнил, какой сладкой была кожа у Руфь, как нежно она ластилась к нему, как глубоко брала в рот и позволяла излиться прямо в нее. Но Руфь больше не было, а кроме нее только этот маньяк смог вызвать что-то, кроме отвращения и желания сбежать.
- Ты так хочешь трахнуть меня сейчас? – бездумно, блаженно жмурясь, ощущая, как сильные пальцы уверенно гладят его, а на коже цветут следы укусов. - Сейчас я на это не готов, но это не значит, что не буду готов как-нибудь позже, – кусает губы, все время находясь на пике, но не срываясь в оргазм, как будто чего-то не хватало, чего-то было отчаянно мало.
Хотелось оказаться сильнее и знать наперед, что делать, но вместо этого Пакс жмурит глаза до светлых всполохов под веками, когда бархатный голос Романа и его ласка все-таки делают свое дело, позволяя окунуться в резковатое удовольствие. Пакс стонет, сильнее подаваясь навстречу руке Годфри, забрызгав спермой стенку и совсем немного пальцы Романа. Его немного потряхивает, Пакс подается назад, задницей ощущая возбуждение своего «фиансе», он расплылся в совершенно невероятной усмешке, благо Ром ее не видел. Обернулся, обнимая Годфри за шею, потираясь о него всем телом.
- Хорошо, я не могу отказаться от такого щедрого предложения, – выдыхает ему в губы, не касаясь их поцелуем, только слабо скользя языком, очерчивая. - Ты можешь приставать, но только дай мне время, я не… я никогда не думал, что захочу этого с парнем.
Ладонь Пакса осторожно прошлась по животу слыщащего, погладила тазовые косточки, и наконец несмело сомкнулась на плоти, поглаживая. Надо же отблагодарить за подаренную ему ласку, а?
Он не может оторваться от него. Продолжает покрывать поцелуями его шею, покусывая, и иногда ускоряя темп, работая рукой. Он прижимает его к стене, вжимаясь в Пакстона, и содрогаясь мелкой дрожью от ощущения его кожи, тела рядом с собой. Все те шутки, который Пакс отмачивал в салоне форде, говоря про секс и возможные сценарии и причины для остановки в темное время суток на шоссе среди леса... Он их ловил, но едва ли думал о том, что через какое-то время захочет его вот так прижимать. Хотя, Романа и тянуло к нему непонятным желанием.
- А ты хочешь, чтоб я тебя трахнул? - глухо шепчет он, но Эйвери перекрывает его, сообщая, что пока не время, но все возможно. Роман улыбается, и чуть сжимает руку. Гладит большим пальцем по нежной головке Эйва, чуть нажимает на уздечку, покусывает мочку его уха, тяжело дышит, и тонет в том, что ощущает Эйв. Нет, не телепат, не эмпат и вообще это все не из их вселенной. У них своя головная боль, но черт возьми... эта дрожь его тела, она пронимает и самого Годфри.
- Ты ему нравишься, мальчишка. Жаль, что ты полный кретин, - он не видит ее, но уверен, что она рядом. Воображение рисует Вивиан прислонившейся плечом к влажной кафельной стене, разглядывающую свои ногти, со слишком пафосным выражения лица. Роман раскрывает глаза и...конечно, никого рядом нет. Он не верит тому, что слышал. Ведь не может так быть, Пакс же рядом, а он - катализатор. Разве нет?..
Теряется в догадках, и ощущает, как парень прислоняется к его груди, кончая. Кладет подбородок ему на плечо, глядя вниз, и отвлекаясь, уносимый мыслями и тревогой куда-то в третье измерение, где нет ни кайфа от соприкосновения и от того, что его новый друг, только что кончил в его объятиях, не без его, Романа, помощи.
- А что если мы ошиблись? Что тогда, а, Эйвери? - он начинает сомневаться. Ему мало того, что он рядом. Как-то мало, ведь...как тогда, если все работает, Вив пробилась через его волну самодовольства и разрядки? Пакс был щитом, но что, если он - не помогает?
Он пропускает тот момент, когда Эйв обнимает его, как касается его члена, он упирается ладонью о стену, и смотрит туда, где, по эскизам его воображения, могла бы быть Вив. Сглатывает, облизывает пересохшие губы. Возбуждения нет. Совсем. Он резко отстраняется, закрывая одним резким оборотом кран и бросает Эйву полотенце.
- Пойдем. - отчужденно и как-то отрешенно выходит из душа, и забив на то, что он все еще обнажен, проходит в комнату, оставляя после себя мокрые следы на голом паркете. Хватает со столика бутылку виски, и тут же заливает в себя пару больших глотков. Жидкость обжигает гортань,тяжело спускаясь по пищеводу. Роман кривится, но тут же прикладывается к горлышку вновь.
- Стой, - быстро останавливает слегка смущенного парня, и притянув его к себе за шею, прислоняет к стене, наваливаясь и вновь целуя его. Глубоко, быстро, страстно, без прелюдий. Руками скользит по его телу, сжимая после пальцами его бедра под полотенцем, и покусывая нижнюю губу парня, тяжело дышит. Он не слышит Вив. Ее нет, но что тогда, вашу мать, это было?..
Он не понимает Романа от слова «совсем». И сейчас он ощущает себя обманутой девицей, которой не пожелали объяснить, в чем ее вина. Да, черт, он убил девушку, но он же не хотел этого, он бы ни за что не сделал этого, если бы мог изменить эту ситуацию. Внутри становится привычно пусто, будто не он только что был полон чувствами и страстью, не его только что разрывала благодарность и желание доставить ответное удовольствие.
Что если они ошиблись? Ошиблись в чем? Друг в друге? В этом странном порыве Пакс не подумал, что все это странно и неприятно, что они идут по ложному пути, ломая мосты. Разве этого он хотел? Эйвери ощущает, как внутри привычно закрываются двери, оставляя после себя разумную и строгую оболочку, лишенную легковерности и желания быть с кем-то.
Наверное, они и правда совершили ошибку, да. Нужно остановить это оледение, но ведь Роман сам крутился возле него, он начал все это, что с ним происходит?
- Может, ты и прав, – сухо говорит он, смущенный проявлением собственной человечности несколькими минутами ранее. - Это просто шок, не больше.
Он поправляет полотенце, которое грозит вот-вот упасть на пол, оставив его обнаженным перед Годфри, но сейчас отчего-то этого хотелось меньше всего. Он отрешенно наблюдает за тем, как парень заливается виски, ощущая на коже новые прикосновения Вивиан. Ему жаль, что он не может ее слышать, но он чувствует, как она выводит на его руке: «Не дуйся».
Он и не думал дуться, он еще не настолько хорошо знает Романа, чтобы делать выводы так рано. Да, ему неприятна вся эта ситуация, но он хочет попробовать остаться. И едва только он думает об этом, как Роман вновь – что за привычка?! – впечатывает его в стену, буквально набрасываясь, кусая и целуя жадно, выбивая последнее возмущение из Эйва. Пакстон снова растекается под этим напором, он прогибается, глухо мурчит в поцелуй, совершенно теряя себя – всего на несколько мгновений – с этим невозможным. Пакс отстраняется, глубоко и тяжело дышит, осоловело смотря в глаза своему слыщащему.
- Нет, - твердо говорит он. - Мы не ошиблись, Роман. Иначе бы нас не тянуло друг к другу. Для меня это ненормально, но я ощущаю себя защищенным.
Он не знает, как сказать то, что у него сейчас на душе. Годфри вызывал в нем маленькую бурю, эмоции, словно морская вода, бились о край стакана, лишая силы. Но он все еще не знает, что стоит делать, поэтому притягивает Романа к себе ближе, вжимается в него, вздрагивая от тепла его кожи. И почему-то понимает, что это самое правильное, что они могли сделать.
Целоваться с Романом по-настоящему здорово, хотя он не делает больше ничего, лишенный уверенности в своих действиях от прошлого порыва. Он просто трется о него, запускает пальцы в волосы, словно не давая отстраниться от себя, не желая отпускать.
Он открывает рот, чтобы сказать что-то. Возможно,правду. что-то вроде "послушай, я ее слышал. Слышал в момент, когда ты был рядом, и кончал в моей руке", но не может. Просто закрывает рот, и утыкается носом в его шею. Все еще ощущает этот жгучий вкус виски во рту, слышно жжется все в пустом желудке. Того и гляди изжога разыграется. Роман упирается ладонями в стену по обе стороны от Эйвери, и тяжело дышит, выдыхая ему в шею.
Голос Пакстона кажется таким далеким, а то, что он говорит и вовсе с трудом укладывается в голове Годфри. Он что, он его подбадривает? Роман отрывается от него, глядя слегка смущенно и растеряно тому в глаза, и не находит ничего лучше, кроме как поцеловать Пакса вновь.
- Я же не уйду, Роман Годфри. Ни сейчас, ни потом. Сколько бы ты не прижимался к нему, так что...
Роман снова отрывается от Эйвери и обхватывает голову руками.
- Она тут. Я...я слышу ее. Я...как так, Эйв? Как? Я же...мы..? - он напуган. Ему не нравится то, что происходит, и с психом, в полном отчаянии он разворачивается на месте, снося со столика, на котором была и бутылка виски, все подряд. Бутылка разбивается, жидкость разливается по паркету. Осколки разлетаются вокруг, а вместе с тем и всякая другая мелочь, типа пары книг, стакана, карандаша, ключей и телефона, оказываются на полу. Годфри слышит торопливые шаги, голос Линн на лестнице, и тяжело дыша, отступает к кровати, бросая резко Пакстону одежду. Будет велика, но хоть что-то. Взгляд налит сожалением, и качнув головой, он натянул на себя джинсы, забыв в торопях о белье.
- Что здесь...Роман. - ее взгляд устремлен на пол, она не довольно, и ее, и без того черные глаза, становятся еще чернее. - Ты все еще здесь?
Она смотрит прямо на Пакстона, и не понимает, какого черта он все еще в ее доме. Рядом с ее сыном, да еще и в таком виде.
- У вас, молодой человек, ровно пятнадцать минут чтоб убраться, а после...я вызову копов.
- Он никуда не пойдет, - довольно ровно, но с ноткой надрыва, проговорил Роман, все еще прижимая к виску ладонь. - Он останется тут. И мне очень, очень жаль, мама, если скрип кровати будет тебя раздражать. Как знать, может быть мы поиграем в доктора.
Роман скалится, руки слегка потрясывает. Он смотрит на нее так, будто бы само это действие - смотреть на нее, причиняет ему боль.
- Роман, я не позво...
- Пошла вон! - повышенные тона, сжатые в кулаки руки, и его полная уверенность в том, что еще чуть-чуть и он ринется закрывать дверь комнаты, а то и вообще угрожать одним из осколков бутылки. Но Линн вовремя ретируется, обжигая взглядом. Роман знает: позже будет хуже. Ему. Но это не тот вопрос, который его сейчас волнует. Дверь закрывается и Роман опускается на кровать.
- Я ее слышу. Даже когда ты рядом. Это же не должно быть так, верно? - качает головой, и не знает что вообще происходит. Вив залезла к нему в голову, залезла тогда, когда его язык был во рту у Эйвери. Роман сглатывает, и закрывает глаза.
- Меньше думать обо мне надо. Кретин. А вообще, вы убили меня, чего ты хочешь? К слову. Я тут не одна. Ты знал? Что вы за люди такие, Годфри? От этих соседей мурашки по коже даже у меня. А я - мертва. Угораздило. Ну спасибо. Уроды.
- Останешься со мной, Пакс? Я только что разбил единственную бутылку виски, что была у меня в комнате, а спускаться в погреб я совсем не хочу. И...прости, ладно? - избитым котенком смотрит на парня, кусая губу. Еще чуть-чуть и Роман будет похож на ребенка-переростка, который сейчас расплачется. Он напуган. Но не потому, что Вив в его голове. А потому, что она там, когда Пакстон рядом. А этого ему совсем не хотелось.
Ему почти жалко, что он не слышит Вивиан, потому что тогда бы он хотя бы попытался понять испуг Романа. Да, он чувствует периодически боль, но с ней можно бороться. Это просто временное неудобство, она не сможет преследовать их вечно, рано или поздно ей это надоест. Это чертовски странно, что они не могли отлипнуть друг от друга, не испытывая никаких серьезных чувств. Но все это заходило так далеко, закручивалось в тугую спираль. Резкий запах виски бьет в нос, Пакстон морщится, хотя выпить он любит, но не сейчас.
Джинсы ему великоваты, но Эйв просто подворачивает штанины, чтобы не падать. А вот с рубашкой все сложнее, но главное, что он не обнажен в тот момент, когда заглядывает Линн, вновь прожигая его взглядом, полным бешенства. Она, кажется, ненавидит его, хотя Пакстон ничего не успел сделать, он все так же отмалчивается, пока она доводит Романа до ручки. Потому что не хочет сейчас вступать в конфликт, если он должен будет остаться здесь.
- Да, я еще здесь, – бормочет он под нос, не желая выводить миссис Годфри из себя. Он внимательно смотрит на Романа, понимая, что он готов вот-вот сорваться, а этого нельзя было допустить. Когда она уходит, напоследок окатив Пакса еще одной волной презрения, Эйв расслабился и усмехнулся. – Собираешься так втрахивать меня в матрас, что будет слышно всему дому? – зубоскалит он. – Звучит вполне ничего себе так. Может быть, я обдумаю этот вариант развития событий чуть позже.
Это было бы на самом деле забавно, но в тоже время пугающе, Что происходит с матерью Романа? Почему она такая чертовски странная? Она могла бы дознаться, откуда на их телах кровь, но все равно пускает все на самотек. Будто ее не волнует то, что это могло оказаться правдой. Пакс собирает книги и упавшую мелочь, чтобы положить на ближайшую тумбочку, старается ходить так, чтобы не поранить ноги осколками. Он специально молчит некоторое время, собираясь с мыслями, потом тяжело смотрит на Годфри, стараясь не отводить взгляда.
- Мы убили ее, Роман, конечно она нас не оставит, возможно, что никогда. Я ощущаю ее всей кожей, она касается меня, а потом неожиданно топит в ощущениях дикой боли, которую испытала в момент смерти, – мягко говорит он. – Я останусь, потому что тоже не могу сейчас быть один. Я останусь с тобой.
Дверь вновь открывается, в комнату заглядывает светловолосая девушка лет шестнадцати, оглядывает беспорядок, встречается взглядом с Пакстоном и отчего-то мило краснеет.
- Роман, у тебя гости… – девушка вновь смотрит на Пакса, а тот в ответ улыбается ей, ведь она немного похожа на его Дхани. – Тогда я пойду пока к себе.
Пакстон провожает ее задумчивым взглядом, не замечая реакции Романа, даже пока не смотря на него, погруженный в свои мысли. Каково ребенку жить в таком доме с такой матерью? Не удивительно, что Роман такой странный, сам Пакс наверняка бы спятил при такой гиперопеке и злости, с которой мамаша смотрит на всех, кто подходит к ее сыну.
Он слабо реагирует на шутки Пакстона, лишь подняв на парня взгляд, и не сказав ни слова. Так же молча наблюдает за попытками Эйвери хоть чуть-чуть подчистить то, что накрушил Роман. Сам же Годфри не сдвинулся и с места, словно сонный, иногда закрывая глаза. Вивиан молчит. То ли стало жаль этого мальчишку, то ли ей просто нечего сказать. Возвращает взгляд к Пакстону, но едва ли способен одарить его тем вязким, давящим взглядом, что и обычно.
- Даже когда я рядом? Ирония судьбы или какие мы лохи. - выдыхает, разглядывая свои руки, и жалея, что так неосмотрительно уничтожил то единственное, кажется, что могло его спасти от голосов в голове и набата в висках. Виски теперь превратилось в лужицу под ногами, и остается лишь надеяться, что Роман сможет сразу уснуть и проспать хотя бы пару часов. Завтра мать будет рвать и метать. Возможно, отвесит еще пару звонких пощечин и отыграется на ни в чем не повинной Шарлотте, которая как раз вернется с утра от подруги. Перед школой. Таков был уговор. чтобы Роман позже отвез ее на своей машине в школу. На той самой, которая теперь изуродованная стояла в гараже. А он никогда не загонял форд в гараж. Его гордость. Одна из его любимых вещей. Как иронично.
Момент, когда в комнату заглядывает Шарлотта, почти возвращает Годфри к жизни. Его глаза расширяются, он не успевает ничего сказать, лишь глупо поднимается на ноги, глядя на сестру.
– Тогда я пойду пока к себе.
- Шарли! А что ты... - он замолкает, переводя взгляд со смутившейся и зардевшейся Шарлотты на Пакстона. Интерес, здравый, животный, снова появляется в его глазах.
- А ты ведь его предупреждал, верно? Ох, эти не от мира сего парни, да, Роман? - Вивиан рядом. Он слышит ее голос так, словно она стоит за его плечом, а не как обычно и почти привычно - в своей голове. Нервно дергает головой, оглядываясь, снова вспоминая, что там не может быть никого, кроме пустоты, и смотрит на Эйвери.
- Я сейчас, милая. Всего...минуту, ладно? - наверняка она услышала крик, или увидела форд. Их общение было частым. Роман любит сестру и заботится о ней. Не раз становился между Шарлоттой и Линн, но становиться между Пакстоном и Шарлоттой ему бы не очень хотелось. Особенно, когда Пакс уже не подросток, а Шарлиеще и восемнадцати нет. Он хмурился, закусывает губу, и стоит сестре покинуть комнату, как он тут же, в пару шагов, оказывается рядом с Паксом и схватив его за ворот рубахи обеими руками, дергает на себя. Совершенно безумен. Как обычно.
- Я тебя предупреждал, Эйвери! Шарлотта - не для тебя, понял? - он замолкает, сверля его свирепым взглядом. Да, Пакстон, Шарли - не для тебя. А ты - для него. Годфри не намерен его отпускать. Или тем более, отдавать своей младшей сестренке.
- Какой суровый Роман.
Губы немного саднят от поцелуев, он все еще чувствует Романа на себе, это было так глупо, но что он может сделать? И именно поэтому он во все глаза смотрит на беснующегося Годфри. Он ревнует? Да ладно? Почему-то от этой мысли становится смешно и – еще более абсурдно – тепло, Пакс уцепляется за руки Романа, гладит пальцы, смотрит ему в глаза.
- Успокойся, Годфри, – говорит он мягко, добродушно. – Меня не интересует твоя сестра как девушка, дома у меня осталась сестренка, Дхани, ей шестнадцать. Не сходи с ума, пожалуйста.
Он ощущает ободряющий удар по плечу, словно его на что-то благословили, а потом разом наступившую тишину: вязкую, отчаянную, темную. В такой тишине не хочется оказаться, из такой тишины так трудно выбраться. Пакстон вновь чувствует почти животную потребность в эмоциях, в защите, поэтому осторожно освобождается от захвата, притягивает к себе Романа, крепко обнимая его за шею и заставляя нагнуться к себе.
- Не сходи с ума, ради бога, – выдыхает ему в губы, целуя и не закрывая глаз. Отстраняется быстро, словно ничего не было. – Иди к сестре, похоже, она чем-то обеспокоенна. Я пока… справлюсь с пролитым виски, а то запах от него не даст нам спать… и, Роман, не задерживайся.
Это совершенно странная ситуация, но, похоже, об это мы уже говорили, да? Он слышит, как Роман уходит из комнаты, но сил что-либо делать неожиданно не оказывается. Вместо этого Пакс вновь стягивает джинсы и рубашку, заползает в кровать и заворачивается в одеяло, утыкаясь носом в подушку.
…во сне он видит шоссе – совсем недалеко, но выбраться из крепкого захвата не получается. Ему задирают юбку, грубо лапают за бедра, вводят два пальца во влагалище – сухое, совершенное лишенное следов возбуждения. Следом втискивается крупный член, разрывая нежные ткани. Он, кажется, кричит в голос, но сделать ничего не получается…
А потом он резко просыпается, задыхаясь и кашляя, задыхаясь. Романа все еще нет, но, кажется, он проспал всего ничего – минут десять-пятнадцать.
- О господи, Вив, – выдыхает он, закрывая лицо руками, сворачиваясь на кровати, ощущая, что его немного знобит. Пакстон находит сигареты в кармане своих старых джинсов, закуривает, глубоко затягивается. Руки дрожат. – Мне охрененно жаль, Вивиан. Я не виноват, что так получилось, понимаешь? Я ехал на скорости, ты выскочила, я просто не смог затормозить!
Он курит быстро, в глубокий затяг, совершенно разбитый и усталый. Все навалилось на него разом: смерть Вив, непонятные моменты с Годфри, этот чертов жутковатый сон. Когда Роман возвращается, он выдыхает облегченно, потому что без него ощущал себя как-то неестественно и даже испугано.
- Наконец-то. Все в порядке?
Смотрит на парня так, словно не понимает о чем, но одновременно, словно пристыжен. Глаза бегают, он все еще не в себе от того, что происходило. И между ними, и от того, что случилось на дороге. И от этой назойливой Вивиан, которая, если уж быть совсем честными, и стала причиной тому, что сейчас вообще происходило. Роман отпускает Пакстона, едва заставив себя разжать ладони. Медленно, неуверенно кивает, и отступает на шаг. На губах горит легкий поцелуй парня, и внутри все как-то устаканивается. Он медленно, как загипнотизированный, покидает свою комнату, и так же медленно оказывается у дверей в комнату Шарлотты. У той самой комнаты, через которую они сюда и попали.
- Роман! - она открывает дверь, словно знала, что он тенью стоит за нею. Бросается ему на шею, и крепко сжимая руки, тихо всхлипывает. Ладони Романа ложатся на талию сестры, и он проходит внутрь, заставляя Шарлотту кое-как отстать от него.
- Что случилось? -голос взволнован, хоть и несколько деревянный. Ладони парня все еще на талии сестры, но Шарли уже не нужно стоять на носочках, чтобы дотянуться до шеи старшего брата.
- Она напугана. Видела твой форд. Знаешь, я же ее видела. Когда она бежала воон с тем рюкзачком через сад. Ты же помнишь, я же все еще привязана к твоей чертовой тачке. Хотя, вы оба тоже сладкие, лакомые кусочки. Но твой дружок - больше. Все же...он меня убил. Верно? - ее голос как бы затихает, и окончание ее монолога доносится как из соседней комнаты, а после Роману и вовсе кажется, что Вив оставила его. Он зажмурился, а после раскрыв глаза, прошел уверенно вглубь комнаты так, чтоб можно было запереть за собой дверь.
- Милая, в чем дело? Я думал ты будешь у подруги. Как там ее...? - никогда не запоминал имен подружек Шарли. Они часто сменялись, а за последние несколько лет - уж тем более. Бывали времена, когда младшая Годфри была совсем одна. Такая уж уготована ей судьба. По крайней мере,пока она тут, в Гластонбери. Шарли снова бросилась Роману на шею, и сказала, что беспокоилась о нем. Просто так, без причины. Сказала, что видела форд, когда шла через сад - не хотела тревожить мать. Роман кивнул. И ведь верно: Линн бы снова сорвалась на Шарлотте, особенно, после того как он нахамил ей, да еще и привел с собой парнишку. При мысли о Пакстоне, тело заныло. Захотелось скорее вернуться к себе, но Годфри тут же отбросил эту навязчивую идею - сестра всегда была на первом месте.
- Все хорошо, малыш. Просто небольшая авария. Поэтому Пакстон и у меня. Я же не мог оставить его посреди шоссе, верно? Ложись спать, хорошо? Если будет туго, приходи... - он запнулся. Вспомнил о Пакстоне в своей постели, точнее, о том, что он должен быть там, и это вряд ли будет понятно сестре без предысторий. Сглотнул, отвел взгляд, но после продолжил. - А лучше просто позови меня, ладно?
- Мама недовольна, что он тут, да?
- Она всегда недовольна. Ты же знаешь. Все, ложись спать. - поцеловал ее в лоб, крепко обняв, а когда Шарлотта забралась под одеяло, Роман укутал ее в одеяло, и снова поцеловав, пошел к себе. Его не было от силы минут десять-пятнадцать, но к моменту, когда он снова оказался в комнате, Пакстон выглядел так, будто Романа не было несколько часов. Он был на взводе. Выжат, как лимон, и нервно курил.
- Пакс? - он закрыл дверь, провернув замок. Мало ли, что придет истеричке-матери ночью в голову? Решит еще покончить с "назойливым дружком сына", хотя, в пору бы кончать с Романом, он же за ним таскается, как ненормальный. Беглого взгляда хватило чтобы понять, что Пакстон не убирал виски, а значит, тот отдаляющийся голос Вив ему не показался. Она была тут. Она мучила его. С выражением извинений на лице, он сел на кровать, не снимая джинсов, и заглянул парню в глаза, чуть наклонив голову.
- Что случилось? Она снова...тебя..? - непонятный жест рукой. Но Эйвери понял. Роман еще не знал, как и что происходит у него, когда Вивиан рядом, но надеялся узнать позже. Как можно позже. Снимает джинсы, после укладываясь рядом, и глядя в потолок. Потянулся к Пакстону, забирая из его рук сигарету, и затянувшись, выдохнул в потолок.
- Хочешь, я обниму тебя? - глупый вопрос, после всех этих обжиманий, поцелуев до саднящих губ, а еще и учитывая то, что Роман лежал обнаженный рядом с парнем в своей кровати. Да, Роман, глупый вопрос.
Вы здесь » PENNY DREADFUL » ДОРОГА ДОМОЙ » знакомство с родителями